Они извратили все, что только можно. Даже переименовали планету, словно в насмешку надо мной. Теперь это уже не Пункт Назначения.

Окраина Неба.

Вот как меня отблагодарили за возможность первыми высадиться на планету.

Я ненавижу новое название. Слишком хорошо понимаю, что оно означает. Это признание в соучастии, напоминание о том, что сюда их привел преступник.

Но имя прижилось.

Я остановился, и не только для того, чтобы отдышаться. Мне никогда не нравились джунгли. По слухам, здесь обитают какие-то огромные ползучие твари. Правда, никто из тех, кто заслуживает моего доверия, их не видел. Значит, это просто россказни, и ничего более.

Просто россказни.

Похоже, я заблудился. Свет, замеченный мною только что, исчез. Может быть, его источник заслонили густые заросли… или мне просто показалось. Я огляделся. Вокруг стояла тьма, и все выглядело одинаковым. Небо над головой почернело; 61 Лебедя B, самая яркая звезда на местном небосклоне – не считая Суона, – опустилась за горизонт. Скоро мрак джунглей и мрак неба сольются в единое целое.

Возможно, мне придется здесь умереть.

И вдруг далеко впереди вновь что-то мелькнуло… молочно-белый силуэт, который я поначалу принял за пятно света. Но теперь он появился ближе. Это был человек, он шагал ко мне через заросли и светился изнутри.

Я улыбнулся, узнав знакомую фигуру. И почему боялся? Ведь я никогда не оставался в одиночестве. Мой проводник непременно должен был появиться, чтобы показать путь.

– Неужели думал, что я тебя брошу? – проговорил Клоун. – Идем. Теперь уже недалеко.

И Клоун повел меня вперед.

На этот раз я знал, что это не игра воображения… или не совсем игра воображения. Впереди, радужной дымкой проникая сквозь листву, мерцал тусклый свет. Мои союзники…

Когда я вышел к ним, Клоуна рядом уже не было. Он исчез, как пятно от вспышки на сетчатке глаза. Тогда я видел его в последний раз. Но он здорово помог мне, проводив сюда. Это был единственный друг в моей жизни, настоящий друг, хотя я знал, что он лишь плод воображения, образ из подсознания, возникающий при свете дня, рожденный воспоминаниями о наставнике, которого я помнил по детской комнате на борту «Сантьяго».

Какая разница?

– Капитан Хаусманн! – Мои соратники стояли за деревьями. – Вы добрались! Мы уже думали, что им не удалось…

– Они справились достойно, – ответил я. – Должно быть, их уже арестовали… если не расстреляли.

– Произошло нечто странное, сэр. В последних рапортах об арестах сообщалось, что вас снова поймали.

– Теперь вы видите, что это ошибка?

«Поймавшие» меня тоже признали бы ошибку, будь пленник просто похож на Небесного, – двадцать дополнительных лицевых мышц позволяли ему скопировать кого угодно. Но он вел себя так же, как я, и разговаривал неотличимо. Я готовил его к этому много лет. Добился того, что он считал меня богом и желал только одного – самоотверженно служить мне. А будь у пленника две руки, осуществился бы мой замысел? Конечно нет. Но этот человек выглядел в точности как Небесный Хаусманн, и у него тоже не было руки.

Я прекрасно знал, зачем им понадобилось ловить меня. Скоро начнется судебный процесс, на нем обвиняемый, возможно, произведет впечатление слегка помешанного – но чего можно ожидать от восьмидесятилетнего старика? У бедняги начинается старческое слабоумие. Его следует казнить так, чтобы это послужило уроком для всех. Так, чтобы наказание не забылось со временем, хотя бы оно и граничило с бесчеловечностью. Идеальный вариант – распять преступника.

– Сюда, сэр.

В пятне света стоял гусеничный вездеход. Мне помогли подняться в кабину, и машина понеслась по лесной дороге. Мы ехали ночью, кажется, несколько часов, все больше удаляясь от цивилизованного мира.

Наконец вездеход остановился на большой прогалине.

– Мы на месте? – спросил я, и спутники синхронно кивнули.

К этому времени я уже понял их план. Ситуация сложилась не в мою пользу. Ушли в прошлое времена героев, теперь их предпочитают называть военными преступниками. Какое-то время мои союзники укрывали меня, но они не смогли помешать моему аресту. Все, что им удалось, – это вызволить меня из наскоро построенного лагеря в Нуэва-Икике. Теперь, когда мой двойник пойман, мне пришло время исчезнуть.

Здесь, в джунглях, у меня будет убежище, здесь я смогу находиться очень долго – независимо от того, как сложится судьба моих союзников в крупных поселениях. Они поместили под землю капсулу для «спящего» – идеально отлаженную, с запасом энергии, которой хватит не на один десяток лет.

Мои союзники говорили, что я сильно рискую, ведь они полагали, что мне действительно восемьдесят лет. Но я знал, что риск невелик. К тому времени, когда я проснусь – самое большее через век, – мои сторонники получат доступ к более совершенным технологиям. Думаю, оживить меня будет несложно. Я даже надеюсь вернуть себе руку.

Все, что мне надо, – это проспать определенный срок. На протяжении этого времени соратники будут присматривать за мной, так же как я ухаживал за «спящими» на «Сантьяго». Правда, их забота будет продиктована личной преданностью.

Металлический крюк на буксире вездехода зацепил спрятанную в кустарнике скобу. Машина подалась вперед, и в земле открылся замаскированный люк. Гладкие ступени вели вниз, в ярко освещенное стерильное подземелье.

В сопровождении двух единомышленников я спустился к саркофагу. После того как неизвестный человек из Солнечной системы покинул эту капсулу, ее привели в порядок. Теперь она послужит мне.

– Лучше поторопиться, – сказал помощник.

Я улыбнулся, кивнул и протянул руку, чтобы мне сделали укол.

Сон пришел быстро. Последнее, о чем я подумал, прежде чем забыться, – это о необходимости взять после пробуждения новое имя. Такое имя, которое никто не свяжет с Небесным Хаусманном, но которое тем не менее обеспечит мне крепкую связь с прошлым. Имя, имеющее значение только для меня.

Я вспомнил «Калеуче» – корабль-призрак из рассказа Норкинко. Вспомнил несчастных обезумевших дельфинов на борту «Сантьяго». Вспомнил Слика, вспомнил, как дрогнуло его шершавое тело, когда я впрыснул яд. Если не ошибаюсь, на корабле-призраке тоже был дельфин, но сейчас упорно не шло на ум его имя – хотя Норкинко, кажется, как-то его называл. Впрочем, я узнаю, когда проснусь.

Узнаю и возьму это