Марго не успела ничего ответить, как в комнату ворваласьТошка с криком:

– Мам, дядя Лева приехал, без Кочерги!

Тошка называла Римму Павловну Кочергой, а почему, никтопонять не мог. Но прозвище было на удивление метким, хотя никакого сходства скочергой внешне не наблюдалось.

Аля побледнела. Ой, подумала Марго. Мне это не нравится… Авпрочем, какое мое дело, пусть… Я ведь тоже, кажется, влюбилась… Не знаю, внего или в эту езду на мотоцикле, в эту бешеную скорость, которая приноситосвобождение…

Но она ничего не сказала, а поспешила навстречу брату.

– Левочка, что случилось? Давненько ты не приезжал.

– Соскучился по всем, выдался свободный вечерок, вот яи махнул… Ужином накормите?

– А где Римма? – сочла своим долгом осведомитьсяМарго.

– Поехала на презентацию какой-то ювелирной фирмы. Тыже в курсе, как она любит брюлики. А я отказался наотрез. Сестренка, как я радтебя видеть. Выглядишь между прочим потрясающе. А где… все? Я есть хочу. Элико!Где ты? Где же ты, моя Элико? – пропел он на мотив «Сулико». И не преминулисполнить собственный вариант знаменитой песни: «Я могилу милой искал, в жопумне вцепился шакал, укусил меня он очень глубоко, где же ты моя Элико!»

На его громкий веселый голос сбежались все.

– Левка, перестань вопить! – распорядилась Нуцико,нежно целуя племянника.

– Леванчик, ты хочешь чихиртму? От обеда осталась.

– Леванчик хочет чихиртму, в ней пища сердцу и уму!

– Марго, что-то он так разошелся? – смеяласьЭличка.

– Свобода, блин, свобода, блин, свобода! –продолжал вопить Лев Александрович, сам себе удивляясь. – Давненько сомной такого не было.

– Какая свобода, Левка? – покачала головойНуцико. – Это лишь робкая иллюзия. Бьюсь об заклад, что через часок,максимум через два, явится Римма.

– А мне плевать, плевать, плевать! А мне плевать,плевать, плевать..! Асса! Асса! Тошка, чего стоишь, подплясывай мне.

Аля затаилась в уголке, и дрожала от страха. С ума сошел,что ли, разве можно так себя обнаруживать. Но каков! Сколько в нем огня, как ондвижется, как смешно скачет вокруг племянницы…

Вдруг его взгляд упал на нее, он словно споткнулся.

– Ох, Аля, здрасьте, целую ручки. Простите, я тутмалость раздухарился…

Она только улыбнулась в ответ. Ничего не поняли кажетсятолько девочки.

– Всё, всё, за стол! – распорядилась Эличка. Вовремя ужина главной темой было появление Тошкиного отца.

– Марго, по-моему, это даже очень славно, – заявилЛев Александрович. – Хотелось бы, конечно, познакомиться с ним… Как-никакчеловек сотворил мне такую супер-классную племянницу… Он тут завтра появится? Ямогу присутствовать?

– Конечно, дядя Левочка, здорово, если вы приедете, покрайней мере такого напряга не будет…

– Ты меня что, за клоуна держишь, племяшка? Ладно,научу твоего американского папаньку лезгинку плясать! А хочешь, я ему черкескуподарю? У меня есть.

– Левка, перестань… – смеялась Марго, – но ты и всамом деле приезжай, Тошка права, будет легче.

– Приеду, можете не сомневаться.

Тут появился Даниил Александрович.

– О! Какая компания! Привет всем. Левушка, рад видеть.Ты один?

юшке и lace давно хотелось уединиться, но неудобно быловстать из-за стола. Наконец Марго сжалилась:

– Девицы, вы чего тут торчите? Небось охота потрепатьсявволю? Идите.

– Спасибо, мамочка, спасибо, Эличка! Мы побежали.

– Доброй ночи, козы! – крикнул им вслед дядя Лева.

– Ой, Таська, что я заметила! – прошептала Тошка,едва они взлетели по лестнице на второй этаж. – Дядя Лева втрескался втвою маму!

– Да ты что? – испугалась Таська.

– Честное слово, он такой бывает только когда рядоместь тетка, в которую он втрескался. Вот в позапрошлом году он втрескался вВарвару…

– Это кто?

– Мамина подруга. Он тогда тоже в пляс пускался, песнидурацкие пел…

– Он вообще-то клевый…

– Ага, когда Кочерги рядом нет.

– А эта Варвара тоже в него втюрилась?

– Ага. Тетки вообще на него легко западают.

– И чего?

Ну, я точно не знаю, я тогда еще маленькая была, но Варварауехала за границу от расстройства.

– Он ее бросил?

– Ну, скорее всего Кочерга ее зачистила.

– Как это?

– Не знаю. Это мама с Нуцей так говорят – Римма опятьзачистила территорию. Ну, наверное, как-то ее отвадила.

– Ну, она за свое борется, нормально… Она же егонаверное любит?

– Да ну, не думаю, просто упустить не хочет.

– Тош, а мама, по-твоему, тоже влюбилась в него?

– Пока не поняла.

– И как ты все замечаешь? Тошка, неужели ты уедешь?

– Факт! Уеду! Но всего на две недели. Я между прочимслышала, что мама пригласила Пундичку пожить у нас лето. И она согласилась.Сказала, что за лето сумеет многое в тебе развить и что ты, кажется, огромныйталант.

– Кайф! Знаешь, мне с ней так интересно… Я понимаю, чтоона… маленько двинутая, но…

– Тут такие приколы будут, они с Нуцей терпеть другдружку не могут…

– Тогда зачем же твоя мама…

Мама спросила Нуцу, не возражает ли она, а она сказала, чтоесли это нужно для девочки, она потерпит… Знаешь, когда было сорок дней сосмерти деда, Пундичка вызвалась испечь к столу дедушкины любимые пирожки…

– Такие как нам пекла?

– Ага.

– И чего?

– Она тесто замешивала на холодной террасе, а дело былов феврале.

– Почему на террасе? Это тесто требует холода?

– Не-а, она боится, что кто-нибудь узнает ее рецепт.Это великая тайна. А потом простудилась и кашляла два месяца.

– Вот чудила. Тош, а что с дневниками?

– Да я почти ничего не успела. Вытащила наугад однутетрадку, там тоска, про твоего папу ни словечка, вообще все про каких-то дядеки теток из Союза композиторов, ну и всякие общие рассуждения.