– Так-так… – протянула Надежда, – значит,шесть лет назад вы расстались, и вдруг ты встретила ее в Зауральске. А вы былизнакомы?

– Шапочно, – угрюмо ответила Лена, – самипонимаете, вряд ли у нас с ней получилась бы дружба.

– Верно, – согласилась Надежда, – стало быть,оттого ты на этой конференции в Зауральске за ней следила? Глаз с нее неспускала и потому заметила, как она назначила свидание тому типу, которогопотом убили, Виктору Черепахину, так?

– Так, – обреченно сказала Лена.

Надежда так устала, как будто перетаскивала с места на месточугунные болванки. Еще бы не утомиться, когда каждое слово из Лены приходилосьтянуть клещами!

– Допускаю, что ты сбежала в Петербург оттого, что вголове помутилось от страха, – сказала она, усилием воли сдерживаясь,чтобы не повысить голос, – но все равно не понимаю, за каким чертом тебепонадобилось разыскивать эту женщину. Ты, что, всерьез считаешь, что, увидевтебя, она испугается, тут же покается в содеянном и скажет, что не имеет к тебеникаких претензий? Было бы очень странно, учитывая ваши с ней отношения. Тыизвини, но пока я не вижу никакой логики в твоих поступках…

– Вы правы, конечно… Но я…

Лена глубоко вздохнула и снова надолго замолкла.

Надежде на глаза попался старинный мельхиоровый половник.Половник этот являлся памятью о ее бабушке, достался ей в наследство, какнекоторые мелочи, и висел на гвоздике исключительно для красоты. Он был большой– сразу тарелка супу помещалась, с тяжелой витой ручкой.

И вот когда Надежда Николаевна, доведенная до отчаяния,всерьез подумывала, не стукнуть ли эту рохлю тяжелым половником, Лена очнуласьи заговорила.

Лене очень нравилось учиться. Нравилось слушатьпреподавателей на лекциях, нравилось просиживать допоздна в библиотеке,обложившись книгами. Все ей давалось легко, возможно, потому, что кроме умнойголовки были у нее работоспособность и усидчивость. Родители присылали деньгина жизнь, тогда еще у Лены был жив отец – заведующий реанимационным отделениемгородской больницы. Все же денег постоянно не хватало, и Лена охотно бралась залюбую работу – собирала подписи на выборах, рекламировала сигареты и жвачку,раздавала рекламные листовки в метро… Ей очень хорошо давались языки,английский и французский, так что иногда удавалось перехватить кое-какиепереводы.

Но на пятом, последнем, курсе Лена нашла замечательныйзаработок.

Точнее, этот заработок нашел для нее однокурсник, МишкаПтицын. Мишка остановил ее в коридоре, возле аудитории, и окинул с ног доголовы странным оценивающим взглядом. Мишка был хороший парень и не бабник,поэтому Лена не обиделась, а только удивилась.

– Миш, ты чего? – проговорила она, отступив инаклонив голову набок.

– Березкина, тебе деньги нужны?

– Спрашиваешь! А в чем дело-то?

– Вроде ты подходишь… английский знаешь очень хорошо, ивнешне вполне…

– Мишка, ты никак хочешь меня пристроить в валютныепроститутки? – Лена хихикнула.

– Таких связей у меня нет. А вот переводчикомпоработать – могу пристроить. Мне сказали, что нужна девушка с приличнойвнешностью для синхронного перевода.

Слова «синхронный перевод» Лену испугали – это очень тяжелаяработа, и ей до сих пор не приходилось ее выполнять. Но когда Мишка сказал, чтоплатить будут сто долларов в день, всякие сомнения отпали.

Переводчики – «синхронисты» – это элита, платят им оченьхорошо, но работа совершенно каторжная. Синхронист должен сходу переводитьвыступление докладчика, то есть он должен расслышать фразу, перевести нарусский и произнести перевод в микрофон, в то же время не пропустив следующуюфразу выступающего. Некоторые докладчики думают о переводчиках и делают послекаждой фразы небольшую паузу, чтобы дать возможность произнести перевод, нобольшинство совершенно не задумывается о таких нюансах и тараторят безпередышки. Час такого перевода изматывает больше, чем обыкновенный рабочийдень.

Мишка привел Лену в Таврический дворец, где проходилаочередная экономическая конференция.

Он представил ее замотанной женщине, которая окинула Ленупридирчивым взглядом, кивнула и втолкнула ее в кабинку переводчика. Это было,как в тех случаях, когда ребенка бросают в воду, чтобы он научился плавать.

Кто-то учится, кто-то тонет.

На трибуну вышел импозантный седовласый англичанин,откашлялся и начал свое выступление. Лена нацепила наушники, схватила микрофон,и начался кошмар.

Она потеряла счет времени, забыла, на каком свете находится,как ее зовут. В уши вползала бесконечная змея английской речи, Лена лихорадочноподбирала русский эквивалент и говорила, говорила, говорила, в ужасе думая, чтоона не помнит, что только что сказал этот английский хлыщ.

Когда она была уверена, что не выдержит больше ни минуты,англичанин поблагодарил слушателей, поклонился и под аплодисменты покинултрибуну.

Лена откинулась на спинку стула. По ее щекам ползли слезы.

В кабинку влетел Мишка. Он окинул ее сочувственным взглядом,схватил наушники и вытолкал в коридор:

– Походи немножко, я поработаю. Первый раз синхронка –это чистый гроб!

Лена на негнущихся ногах выползла в коридор и прислонилась кстене, чтобы не упасть.

Вдруг рядом с ней раздался низкий, чуть хрипловатый голос:

– Что, совсем плохо?

Она подняла глаза и увидела ужасно худого мужчину. Такогохудого, что пиджак висел на нем, как на вешалке. Но при такой худобе он излучалэнергию, силу и уверенность. И еще доброту.

Лена почувствовала странный укол в сердце. Ей показалось,что все звуки вокруг нее неожиданно смолкли, как будто она снова оказалась взвуконепроницаемой оболочке лингафонной кабины.

Мужчина вставил в ее губы сигарету и поднес огонь зажигалки.Лена благодарно кивнула и закашлялась: сигарета была слишком крепкая. Однако отэтой затяжки ей стало легче, напряжение отпустило.

– Сейчас будет перерыв, – сказал мужчина, пойдем вбуфет, выпьем кофе, а то на тебе совсем лица нет.

Это звучит удивительно банально, но Лене казалось, что оназнает его уже много лет. Так ей было с ним просто и легко.

Его звали Сергей, он был журналист и освещал конференцию длякрупной петербургской газеты.

Когда первый день работы конференции закончился и Ленавыползла на улицу, как шахтер выползает из шахты, еле переставляя ноги отусталости, жмурясь от резкого весеннего солнца, она увидела Сергея,поджидавшего ее на ступеньках дворца.

Они долго шли по весенним улицам, разговаривая о какой-тоничего не значащей ерунде – о детстве, о снах, о мороженом, и вся эта бесцельная,пустая болтовня казалась удивительно важной, наполненной смыслом, потому чтоважны были не слова, а интонации, звуки голоса.