заклинаний. Взрыв яростно прокатился по полю. Взрыв страшный и закладывающий уши, а за ним уже шла целая стая мелких, но не менее победоносных и громких. Яркие вспышки сверкали по всему периметру длинного щита, зелёные небольшие осколки разлетались в стороны, а местами оборона прогибалась вниз, не в силах противостоять невероятному давящему напору.

— Посмотрите! Они обречены на поражение! Победа за нами! — радостно верещал молодой архимаг Дамир. И ведь Вальтеру и вправду показалось, что в этот момент он радовался как маленький ребёнок, подпрыгивающий и кричащий, радующийся полученным конфетам…

Бомбардировка яростно верещала. Белые взрывы и снопы искр, дым и яркое живое пламя, прогибающийся щит, в котором понемногу растворялись мелкие заклинания — магическая атака была поистине сильна. Враги продолжали стойко держать оборону, хоть и с трудом. На противодействие нужно было столько сил, столько маны, гораздо больше чем то, что потратили воины света. А яростное белые взрывы всё продолжались, громко раздаваясь в ушах да радуя глаза каждого мага, искренне верящего в Бога. Цепочками они шли и шли, а за ними, как огромные опасные астероиды, низвергались, словно дождь, остальные заклинания.

— Прогибается… Щит, он…

— Успокойся! — посмеялся над солдатом рядом стоящий воин, пристально смотрящий на радужно-бело-зелёное представление, из которого вся вражеская армия без какого-либо урона выйти отсюда точно не могла. — Просто смотри и возрадуйся — всем предателям скоро настанет конец! Неотвратимый и страшный конец!

Уши закладывали громогласные магические разрывы, всюду окрест неслась потраченная ужасная сила, болиды всё ещё катапультировались, однако в воздухе их оставалось всё меньше. Молнии, пески, ветра, вода, земля, штыки, зачарованные мечи, изворотливые огненные змеи — все они со свистом летели вниз и грохались о преграду. Кто растворялся в ней, кто разбивал её небольшую часть вдребезги, кто усиливал напор и тогда зелёный мерцающий ковёр начинал гореть ещё ярче, начинал шипеть, попутно искря и прогибаясь под опрокинутую на него магию.

— Щит более не выдерживает. Я думаю в ближайшие секунды сразу в нескольких местах их магическая оборона падёт! — провозгласил Дамир, поворачивая голову к покусывающему губки от волнения Адонису да бросая взгляд на статного и величавого Верховного архимага, сейчас убравшего руки за спину и гордо выпятившего грудь. — Либерт достоин уничтожения. За всё это время он ни разу не постарался опровергнуть тяжёлое обвинение в свой адрес, не пытался прекратить бойню, его лицо бледно, непонятно, но явно недружелюбно…

— А ещё что я заметил, — перебил молодого архимага Вальтер, всё ещё приглушенно говоривший сквозь маску. — Как только этот гнусный предатель оказался у нас на глазах, ступил на это прекрасное поле, он уже всё знал. Знал и о нашем походе, и об том, что мы искали предателя, а не Эрика Мартена и его Чёрный город… Либерт лгун и преступник! Всё указывает на это! Бледная собака должна получить сполна за свои злодеяния, это говорю я — Верховный архимаг всего нашего союза и глава всей грешной земли!

— Вы правы, с таким полководцем как вы победа будет за нами! — поклонился Дамир, а разогнувшись отвернулся, внезапно со смехом смотря на бойню и широко дьявольски улыбаясь. — Да будет так! Мы обязаны стереть в порошок всех этих негодяев, которые осмелились отвернуться от Отца Создателя и примкнуть к тёмным силам! И мы победим, смотри на их щит, смотри внимательно и наблюдай!

***

Что происходило сейчас? Он не знал. Он не ведал этого. Видел лишь яркие отсветы на пригнувшейся, будто бы испугавшейся, траве, чувствовал мощные магические колебания, крем уха даже слышал громогласные разрывы падающих явно откуда-то сверху мощных заклинаний.

Удирать было никак, да и некуда. Слишком много зла и бесчестия он совершил… Родные ему люди остались один на один со своей нищетой, тяжёлой судьбой и голодом. Родители, его добрые и любимые родители, красавица жена и маленький-маленький ребёночек — Либерт бросил всех, оставил их как последний безответственный трус. Он устал работать для них, он боялся новой отвественности, боялся этого голода и этих упрёков жены… Он их всех предупреждал, но к нему относились как к рабу, словно вся его работа была обязательной, неотвратимой, словно он был не человеком, а бездушной металлической машиной. Будучи единственным кто зарабатывал деньги, весь дом, всё хозяйство и каждый родной ему человек зависел полностью от него, от Либерта. А вместо благодарности и уважения он получал разве что упрёки да накиданную на него сверху грязную домашнюю работу.

Жена попрекала, будто бы никогда не любила, сын неистово кричал, вечно капризничая да отталкивая от себя тощего бледного родного отца, родители же практически не общались с сыном, при этом просто обожали приносимые им деньги и в благостный день зарплат буквально кидались Либерту на шею, притворно улыбаясь ему в лицо да целуя в щёчку.

Иллюзия жизни. Иллюзия любви. Иллюзия семейного очага. Он больше не мог выносить тот ад, тот страшный котёл. Да, наверняка за столько лет они все передохли, однако Либерта это больше не волновало. Наступал миг расплаты за все грехи. Смерть уже ступила на это огромное поле и не было больше спасения. Бегство от семьи, бегство от самого себя, попытка бегства из этой магической башни, что словно тюрьма заточила его в четырёх стенах. Он много раз убегал, он множество раз не выносил трудности и сдавался, и вот настал тот самый миг, когда уйти не получится, самое главное испытание в жизни придётся пройти, а после — героически умереть. Эта битва, это поле боя — единственная возможность искупить грехи, ответить за все преступления и предательства, доказать, что даже он был способен взять меч, воодушевить войско да доблестно пасть в сражении с самыми сильными людьми в Нижнем мире.

Его жизнь утекала, сейчас напоминая песочные часы и последние сыпящиеся вниз песчинки. И эти песчинки быстро-быстро падали сверху, ровно как и обрушивавшийся на его верных воинов страшный колдовской ливень.

Теперь он не сдастся. Он и так много потерял из-за своих побегов и быстрых ног. Буквально растоптал всю свою жизнь, обрёк любимых на страдание, на голод, на смерть, многих и многих убил ради Плана, из которого так и не смог вырваться. Демиург и Дамир… Гнусные мрази. Это они не позволили покинуть План. Это из-за них он мучился в шкуре архимага… А может всё это было наказанием за побег от любимых, за побег от жизни, от отвественности, он реальности? Всё уже было неважно. Бог позволил всему этому случится и последнее отчаянное желание — пожить простой обычной жизнью сапожника, а может и слесаря,