гротеску, которому подвергается в том числе и само тело. Михаил Бахтин в своей бессмертной книге «Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса» (1965) глубоко проанализировал природу карнавального смеха и показал, какое колоссальное влияния оказывал народно-праздничный и площадной язык на сферу образного творчества.

Макет дракона для театрализованного представления из второй части Псалтири Латрелла

(Британская библиотека, Лондон, Add MS 42130, f. 184r).

Изображения на полях псалтири Латрелла могут заинтересовать не только историков, культурологов и искусствоведов, но и психоаналитиков. Рукопись дает богатую почву для подобного рода исследований. Кажется, что именно на ее страницах произошел самый мощный за всю историю средневекового искусства выплеск бессознательного. Поля рукописи превратились в зону спроецированных эмоций, страхов, агрессии, беспокойства и игры. В отличие от канонических религиозных образов, иллюстрирующих тексты Священного Писания, в этих изображениях чаще всего не стоит искать устойчивого значения и символизма. Для средневекового мастера они стали своего рода средством иррационального самовыражения. Эти странные монстры изрыгают и поглощают друг друга, занимаются самопожиранием, переплетаются, действуют и борются. По сути, это своего рода экспрессивные абстракции. Конечно, на облик этих чудовищ повлияли и народные традиции с их театрализованными представлениями, в которых было принято переодеваться в животных, монстров, меняться ролями. Но значение этих изображений гораздо шире, чем просто попытка отразить традиции. Можно сказать, что в них воплотился коллективный менталитет Средневековья с его характерным способом мыслить и самовыражаться через фантазию и гротеск. Об особой роли, которую придавали этим «странным» изображениям сами заказчики псалтири Латрелла, свидетельствует их качество. Все монстры и чудовища выписаны искусно и тонко, с большим вниманием к каждой детали, вплоть до передачи нюансов их мимики.

Псалтирь Латрелла – ярчайшая, но далеко не единственная средневековая рукопись с маргиналиями. Поля сотен, если не тысяч средневековых манускриптов, созданных начиная примерно с XIV века, содержат разнообразные сюжеты с пародиями на святых, епископов, монашество, рыцарей, женщин и на человеческие пороки в целом. В этих многочисленных сценках встречаются причудливые персонажи, которых с трудом можно отнести к разряду людей, так как строение их тел противоречит естественной физиологии человека. На одной из маргиналий рукописи XIV века из собрания библиотеки и музея Моргана в Нью-Йорке можно увидеть существо, лишенное туловища, но обладающее человеческими ногами и округлым задом, к которому напрямую приставлена голова монаха (принадлежность гибридной фигуры к монашеской среде определяется по характерной тонзуре[37]). Рядом стоит человек в вытянутом головном уборе, на котором, вероятно, начертан знак ордена тамплиеров: он наклоняется, чтобы поцеловать выпуклые ягодицы монаха-мутанта. Очевидно, что в данном случае речь идет о пародии на нечестивых клириков.

Слабость человека перед соблазном греха становилась предметом насмешек в искусстве особенно часто. Для выражения идеи несовершенства человеческой натуры часто использовался принцип искажения и унижения его телесной оболочки. Это выражалось в намеренной деформации привычной анатомической структуры облика человека. Утрата естественного тела символизировала и утрату божественного прообраза в нем. Идея того, что скверна может соприкасаться только с самыми нечистыми вещами, нередко визуализировалась в виде человеческого зада, ставшего олицетворением всего самого мерзкого и недостойного. В маргинальных иллюстрациях зад мог становиться даже самостоятельным действующим лицом: на миниатюре из уже упомянутого манускрипта XIV века анус, облаченный в шутовской колпак, играет на инструменте, напоминающем волынку (в изображении этого инструмента вполне определенно считывается аллюзия сексуального характера).

Маргинальные иллюстрации из «Обетов павлина» Жака де Лонгийона. Середина XIV века. Турнэ (Бельгия). (MS G.24, f. 70 r, 18 v. The Morgan Library & Museum, New York).

Как отмечал еще Михаил Бахтин, в гротескном теле существенную роль играют те его части, те места, где оно перерастает себя, выходит за собственные пределы, зачинает новое (второе) тело: это прежде всего чрево и фаллос. Все эти телесные образы «ниже пояса» тесным образом связаны с выражениями неофициальной и фамильярной площадной речи, а также нецензурной лексикой, которая составляет неотъемлемую часть низовой культуры. Во всех языках мира существуют крепкие выражения, анекдоты и шутки, связанные с половыми органами и задом как самыми «низовыми» зонами человеческого тела. И если в современном восприятии они относятся скорее к табу, то средневековая культура относилась к ним проще, свободно задействуя и этот пласт образов и тем.

Гриллусы. Cuerden Psalter, ок. 1270 г. (Англия, Оксфорд, The Morgan Library & Museum, MS M.756, f. 10v–11r). http://ica.themorgan.org/manuscript/page/21/141476

Гриллусы. Часослов. Нач. XIV в.

(Музей Фицуильяма, Кембриджский университет, Великобритания,

MS. 242, f. 55v).

Среди излюбленных примеров гротескного тела, которые часто встречаются в средневековых маргиналиях, можно выделить так называемых гриллусов (gryllus) – монстров без туловища, но с головой, задом и ногами (лапами). В зависимости от атрибутов и специфики костюмов эти существа могут служить пародией на пороки монахов, представителей духовенства и власти либо не иметь привязки к какой-либо социальной группе, а представлять собой насмешку над человеческой глупостью как таковой (намеком на это служит характерный капюшон дураков, который они часто носят на голове). Но иногда гриллусы не имеют характерных атрибутов, по которым их можно было бы связать с какой-либо определенной темой, в этом случае они становятся неким собирательным образом всего дурного и непристойного.

Традиция создавать причудливых монстров на полях рукописей оставалась востребованной и в XV веке. В одном из самых роскошных манускриптов позднего Средневековья – часослове Марии Бургундской – наблюдается настоящий всплеск активности маргинальной образности. Все маргиналии этого часослова можно разделить на определенные категории: первая – это те, которые напрямую визуализируют конкретное слово или словосочетание из текста; вторая – это мотивы общего характера, связанные с содержанием молитвы в целом или с содержанием целого раздела книги (например, изображение священника со святой водой в разделе заупокойной службы); третья группа – аллегорическое образы бестиария; самая значительная четвертая часть – это изображения, которые не поддаются однозначной и буквальной интерпретации. Они помещены в нижней части страницы и представляют собой по-настоящему нетривиальных монстров. Один из ярких примеров – синий лысоголовый человечек, танцующий на спине у единорога. Присутствие единорога традиционно отсылает к идее чистоты и девственности, ведь в средневековом бестиарии этот фантастический зверь ассоциируется с невинной девой, с помощью которой его заманивают в сети охотников. Здесь же очевидно, что идея чистоты и непорочности попрана, ведь синеголовый гуманоид без стесненья пляшет на спине единорога, словно глумясь над всеми известными сакральными смыслами.

Чтобы максимально