я потом узнал, по имени Генрих, предложил уникальную методику вывода пациентов из комы, которая давала потрясающие результаты. На мне ее успешно и опробовали в очередной раз. В чем методика заключалась, я пока так и не понял…

Что еще удалось узнать за это время? Ваньку действительно убили полтора года назад. И новость о том, что красная спортивная машина сбила профессора, который украл мою книгу, тоже была настоящей. Только, конечно, не мы с Максом были этому виной.

Да, меня зовут Сергей Верхотуров от рождения и Пчельников по усыновлению собственным отцом. Я прожил три года в интернате, потому что родители погибли, потом армия, и мои сказки мой друг продал за какие-то гроши. Я учился в литинституте и имею диплом литературного работника. Потом первая любовь и первый роман. Все правда. Так и было. А мой препод украл мой роман. Затем я устроился редактором в издательство отца Максима и там же и познакомился с ним. И спустя пару лет авария.

И дальше не было ничего. Ни писателя, скитающегося по странам, ни человека, меняющего имена. Получается, что с тех пор я не написал ни одной книги, поэтому в коме и не мог ничего вспомнить.

Максим бывал у меня неоднократно, радовался, поздравлял, рассказывал новости, в том числе про Ваньку и профессора, но больше ничего, интересующего меня, не говорил…

Все разложилось по полочкам. Осталось только понять историю с посланием от шести издателей. В коме мне о ней рассказала Софья, и только она там знала об этом, но там она была дочерью одного из убитых и художницей, а здесь – успешным врачом, доцентом, преподающем в институте…

В палату, как-то странно прихрамывая, вошла Софья. На уровне интуиции я почувствовал, что что-то случилось. Она смотрела на приборы и не смотрела на меня, пряча глаза и изображая очень занятого своими исследованиями и наблюдениями доктора.

− Софья Леонидовна, посмотрите на меня, пожалуйста! – подозревая, что мои предчувствия не безосновательны, попросил я.

− Да-да, я вся во внимании. Для начала надо проверить все ваши показатели! – явно пряча свое лицо от меня, скороговоркой проговорила врач.

− Остановитесь, пожалуйста! Просто взгляните на меня, − успел перехватить я ее руку.

Софья остановилась и посмотрела на меня. На лице были ссадины…

− Что случилось?

Я был настолько ошарашен увиденным, что, казалось, слезы вот-вот были готовы появиться на моих глазах. От бессилия вступиться за любимую женщину и невозможности помочь хотелось выть! Казалось, что выть – это теперь единственное действие, доступное мне.

− Неважно! Не переживайте! Ничего страшного. Я разберусь…

После ее ухода я тут же написал Максиму и рассказал о происшествии, попросив его все же выяснить, что случилось с его женой. Макс ответил:

− Она сказала мне, что сутки на дежурстве. Что-то случилось в клинике?

− Ночью, насколько я знаю, здесь ее не было…

Макс примчался через час, поговорил с женой, потом зашел ко мне…

− Нет, Серег! Я не понимаю этих женщин! Почему надо все делать самой? Есть ведь рядом я. Пошла встречаться с каким-то мужиком из прошлой жизни… Зачем? Почему одна?

− Ну? Ты выяснил, кто это? И что произошло? – спросил я у друга строчкой в записках смартфона.

− Сейчас убежала к пациенту, но я разберусь обязательно! Спасибо, что позвонил, она вообще, оказывается, не собиралась сегодня возвращаться домой. Хотела сказать мне, что остается в клинике, чтобы я не увидел ее лица. Хорошо, что профессионализм победил, и зашла к тебе, иначе мы бы так ничего и не узнали. О! Идет, пойду пытать.

Часы тянулись, как, возможно, никогда еще не тянулись в моей жизни. Хотя… бывали ведь ситуации, когда казалось, что время вообще стояло на месте и стрелки не двигались, мир замирал.

Макс пришел только утром.

− Падла какая-то. Фролов Илья. Их отцы дружили. Софья узнала какую-то информацию и помчалась ему рассказать, а он, пьяный, напал на нее. Но надо знать Соньку, у нее ж коричневый пояс по джиу-джитсу. И ссадина, и нога – это не от драки, это она его, оказывается, потом спасала. Зачем только было спасать этого придурка, я так и не понял.

Я вспомнил имя. Илья Фролов – это первый человек из списка по делу издателей. Илья Фролов должен был знать название страны, в банке которой хранилась видеокассета.

Я уже сносно мог сидеть в кресле-каталке, а значит, при необходимости, мог и выехать из клиники. Через записки попросил вывести меня погулять.

Макс без проблем согласился, я знаками, показывая направление движения, завез нас в какую-то непроходимую глушь и усадил его на скамейку. Установив коляску напротив друга, глядя в его ясные глаза, спросил:

– У тебя есть ключ?

Максим отвлекся от разглядывания чего-то за моей спиной и медленно, переведя на меня внимательный взгляд, спросил в ответ:

– Началось?

– Что? – удивился я.

– Перенос галлюцинаций комы в реальную жизнь, – болезненно и сочувственно хмурясь, грустно проговорил друг.

– Что ты имеешь в виду? – не понял я.

– Побочка. Тот спец предупреждал, что может быть такая реакция на терапию. Тебя в коме ввели еще и в состояние гипноза, в котором создавали раз за разом ситуации, подталкивающие тебя к жизни.

– Но ведь там была история и про Ваньку, и про…

– Да, – не дал мне договорить Максим. – Каждый из нас приходил и рассказывал тебе кусочек правды, чтобы гипнотическая реальность была больше похожа на настоящую.

– Ясно. Прости, я понял, больше не буду…

– Да, ладно, братан! Нормально! Не парься. Я все понимаю.

– А что с этим Ильей Фроловым? – наконец решился я спросить.

– Проблемы больше нет. Больше никогда, на пушечный выстрел, не приблизится к ней, если вообще когда-нибудь сможет ходить!

– Ого как!

– Забей, не думай! А ты отлично уже говоришь, да?

– Да, – ответил я и замолчал снова.

Что теперь у нас получалось. Из тех, о ком мне сказала Софья, я знал только Максима и Павла. Остальных я и не запомнил. Кто такой Павел в жизни, я тоже не знал. Ключа у Макса не было. Значит, это либо и правда бред галлюцинаций, либо Максим мне нужен другой. А если подумать, в том ролике говорилось о детях шести погибших издателей, а у Макса отец погиб спустя 10 лет. Значит, то был не этот Макс… А теперь и Илья