– «Быть может, завтра я проснусь, состарясь на десять тысячлет», – процитировал Энтони. – Думаю, инспектор, вы могли бы удовлетворить моевполне законное любопытство. Отбросьте официальную сдержанность и расскажитемне все.

– Не имею права, сэр.

– Несмотря на то, что мы с вами так подружились, дорогойинспектор?

– Ну ладно, сэр. Анна Розенбург была немецкой еврейкой ижила в Хэмпстеде. Не имея никаких явных источников дохода, она становилась всебогаче с каждым годом.

– В отличие от меня, – заметил Энтони. – Мои источникидохода вполне очевидны, и я с каждым годом становлюсь все беднее. Возможно, мнеследовало бы поселиться в Хэмпстеде. Я всегда слышал об этом месте толькохорошее.

– Одно время, – продолжал Веролл, – она занималась скупкойпоношенной одежды...

– Это все объясняет, – прервал Энтони. – Помню, после войныя продавал свою форму – не полевую, а все остальное. Вся квартира была набитакрасными брюками и золотыми галунами, представленными в лучшем виде. Ко мне в«Роллс-Ройсе» приехал толстяк в клетчатом костюме в сопровождении слуги согромной сумкой. Он предложил за все один фунт десять шиллингов. В конце концовя добавил охотничью куртку и цейсовский бинокль, чтобы получить хотя бы двафунта. По сигналу хозяина слуга открыл сумку, запихнул туда все, а толстякшвырнул мне десятифунтовый банкнот и потребовал сдачу.

– Лет десять назад, – снова заговорил инспектор, – в Лондонприбыли несколько испанских политических беженцев – среди них некий донФернандо Феррарес с молодой женой и ребенком. Они были очень бедны, а женатяжело болела. Анна Розенбург пришла к ним и спросила, нет ли у них чего напродажу. Дона Фернандо не было дома, и его жена решила расстаться с чудесной,богато расшитой испанской шалью – одним из последних подарков мужа перед ихбегством из Испании. Когда дон Фернандо вернулся и услышал о продаже шали, онстрашно разгневался и решил вернуть ценную вещь. Но когда ему наконец удалосьразыскать Анну Розенбург, та заявила, что уже перепродала шаль женщине, именикоторой она не знает. Дон Фернандо был в отчаянии. Спустя два месяца его ударилиножом на улице, и он умер от ран. С этого времени у Анны Розенбург появилосьподозрительное количество денег. В течение последующих десяти лет ее дом былвзломан не менее восьми раз. Первые четыре попытки оказались тщетными – ничегоне было украдено, но в следующие четыре раза воры похитили ряд вещей, в томчисле расшитую шаль.

Инспектор умолк, но заговорил снова, подчиняясьнетерпеливому жесту Энтони:

– Неделю назад Кармен Феррарес, молодая дочь дона Фернандо,прибыла в Англию из французского монастыря, где она воспитывалась. Первым деломона разыскала в Хэмпстеде Анну Розенбург. Одна из служанок сообщила, что междуними произошла бешеная ссора, а уходя, Кармен Феррарес крикнула старухе: «Выеще пожалеете! Все эти годы вы богатели за ее счет, но я клянусь, что в концеконцов она принесет вам несчастье! Вы не имеете на нее морального права, инастанет день, когда вы пожалеете, что вообще видели Шаль Тысячи Цветов!»

Через три дня Кармен Феррарес таинственно исчезла из отеля,в котором она остановилась. В ее комнате была обнаружена бумага с именем иадресом Конрада Флекмана, а также записка от человека, якобы являющегосяантикваром, где спрашивалось, не хочет ли Кармен Феррарес продать вышитую шаль,которая, как он полагает, находится в ее распоряжении. Адрес в записке оказалсяфальшивым.

Ясно, что шаль – средоточие всей тайны. Вчера утром КонрадФлекман приходил к Анне Розенбург. Она заперлась с ним на целый час, а послеего ухода была вынуждена лечь в постель, настолько ее потряс разговор с ним.Тем не менее Анна Розенбург приказала впустить Флекмана, если он снова придетповидать ее. Около девяти вечера она ушла из дому и не вернулась. Ее обнаружилисегодня утром в доме, где проживал Конрад Флекман, заколотой ножом в сердце. Наполу рядом с ней нашли... как вы думаете, что?

– Шаль Тысячи Цветов? – выдохнул Энтони.

– Нечто более зловещее – раскрывающее всю тайну шали и ееистинную цену. Простите, думаю, это шеф.

Послышался звонок, инспектор вышел. Энтони, сдерживаянетерпение, стал ждать его возвращения. Теперь его не беспокоила ситуация, вкоторой он очутился. Как только полицейские возьмут его отпечатки пальцев, ониосознают свою ошибку...

А потом, может быть, позвонит Кармен...

Шаль Тысячи Цветов! Какая странная история – и как онаподходит к этой экзотической смуглой красавице...

Кармен Феррарес...

Энтони с трудом очнулся от грез. Почему задерживаетсяинспектор? Он встал и открыл дверь. В квартире было тихо. Неужели полицейскиеушли, не сказав ему ни слова?

Энтони вышел в соседнюю комнату. Она была пуста, как игостиная, – и не просто пуста. Боже милостивый! Его эмали! Его серебро!

Он быстро обошел всю квартиру. Везде было то же самое. Всекомнаты обчищены, и все ценные вещи – а Энтони обладал отменным вкусомколлекционера – бесследно исчезли.

Стиснув руками голову, Энтони со стоном поплелся к стулу. Нозвонок в дверь вынудил его подняться. На пороге стоял Роджерс.

– Простите, сэр, – заговорил швейцар, – но джентльменыдумали, что вам может что-нибудь понадобиться.

– Джентльмены?

– Двое ваших друзей, сэр. Я помог им упаковывать вещи. Ксчастью, у меня в подвале нашлись два хороших ящика. – Его взгляд устремился напол. – Я постарался вымести всю солому, сэр.

– Вы упаковывали вещи? – простонал Энтони.

– Да, сэр. Разве вы этого не хотели? Высокий джентльменвелел мне все упаковать, а так как вы были заняты разговором с другимджентльменом в задней комнате, я не стал вас беспокоить.

– Я с ним не разговаривал, – сказал Энтони. – Это он говорилсо мной, черт бы его побрал.

Роджерс кашлянул.

– Очень сожалею, что вам пришлось это сделать, сэр, –пробормотал он.

– Что сделать?

– Расстаться с вашими маленькими сокровищами, сэр.

– Что-что? Ах да. Ха-ха! – Энтони невесело усмехнулся. –Полагаю, они уже уехали? Я имею в виду... мои друзья.

– Да, сэр. Я погрузил ящики в такси, высокий джентльменснова поднялся наверх, а потом они оба спустились и сразу же уехали...Простите, сэр, что-нибудь не так?

У Роджерса были все основания для этого вопроса. Стон,который издал Энтони, неизбежно вызывал подобные предположения.

– Спасибо, Роджерс. Все не так, но я понимаю, что вас не вчем винить. Идите, мне нужно позвонить по телефону.