– Это унизительно – ползать на коленях у ног женщины. Яэтого никогда не сделаю!

– Какая жалость! – задумчиво пробормотала Мэри.

В молчании они доехали до Лондона. Джордж не произнес нислова. Лицо Мэри скрывалось за полями шляпы. Когда они проезжали мимоГайд-парка, она нежно попросила Джорджа:

– Вы не могли бы все-таки встать на колени?

– Нет.

Он одержал верх, он это чувствовал. В глубине души онавосхищалась им, но он подозревал, что она тоже упряма как мул. Он вдруг резкоостановил машину:

– Подождите минуточку!

Он вскочил, подбежал к витрине фруктового магазина ивернулся так быстро, что полицейский не успел сделать им замечание.

Отъехав, Джордж бросил яблоко на колени Мэри.

– Ешьте фрукты, – сказал он. – Это полезно для здоровья, атакже символично.

– Символично?

– Да. При сотворении мира Ева угостила яблоком Адама, а внаши дни Адам перехватил инициативу. Я понятно объясняю?

– Да, вполне.

– Куда вас отвезти?

– Домой, пожалуйста.

Он затормозил у Гросвенор-сквер. Лицо его было бесстрастно.Выйдя, он обошел машину, чтобы открыть дверцу перед Мэри. Девушка сделалапоследнюю попытку:

– Джордж, дорогой, вы не могли бы... ну, просто чтобыдоставить мне удовольствие...

– Никогда!

Но тут произошло нечто непредвиденное. Джордж поскользнулся,тщетно пытаясь удержать равновесие, и упал на колени прямо в грязь. Мэрирадостно вскрикнула и захлопала в ладоши:

– Джордж! Милый! Теперь решено, я выхожу за вас! Вы можетеехать в Лэмбет-Палас и предупредить архиепископа Кентерберийского.

– Но я вовсе не хотел... Все этот... это раздавленноеяблоко! – Он держал двумя пальцами вещественное доказательство.

– Неважно! – засмеялась Мэри. – Главное – свершившийся факт.Когда мы с вами поссоримся и вы бросите мне в лицо упрек, что я первая сделалавам предложение, я смогу возразить, что вы на коленях умоляли меня об этом. Ивсе из-за благословенного яблока! Вы ведь так хотели его назвать?

– Да, вроде этого...

В половине шестого мистеру Лидбеттеру доложили, что егоплемянник хочет его видеть.

«Пришел извиняться, – злорадно подумал старик. – По правдесказать, я был жесток с ним сегодня утром». И приказал просить Джорджа.

Племянник вошел с самым независимым видом.

– Дядя, я хочу сказать вам несколько слов. Сегодня утром выбыли ко мне очень несправедливы! И мне хотелось бы знать, могли бы вы – будь намоем месте и имея за плечами столько же лет, будь вы в буквальном смысле словавыгнанным из дома, как человек, опозоривший семью, – добыть себе доход вдвадцать тысяч фунтов за время с половины двенадцатого дня до половины шестоговечера?

– Ты совсем спятил, мальчик!

– А я это сделал! Потому что я шустрый! И женюсь на девушкеиз высшего общества, богатой и красивой. Ради меня она отказалась от герцогскойкороны.

– Ты женишься на деньгах, мальчик? Я никогда не считал тебяспособным на это.

– И вы не ошибаетесь, дядя. Я никогда не осмелился быпросить ее руки, но, к счастью, она опередила меня. Правда, потом она хотелапеременить свое решение, но я сумел убедить ее не делать этого. И знаете, дядя,что я сделал для этого, истратив всего-навсего два пенса? Я схватил мяч налету!

– Как это? Какие два пенса? Какой мяч?

– Яблоко у торговца фруктами стоило два пенса. Остальное –ловкость рук! Уверен, никому в голову не пришло бы подобное решение!.. Акстати, дядя, скажите, где можно получить разрешение на брак? В Лэмбет-Паласили в Докторс-Коммонс?

Джеймс Бонд снова обратился к маленькой желтой книжке,которую держал в руках. Брошюра стоила один шиллинг и содержала пленительныйвопрос прямо на обложке: «Хотите ли вы увеличить свой доход на триста фунтов вгод?»

Джеймс прочитал две страницы, где давались бодрые советывроде «смотреть своему шефу в глаза», «культивировать динамизм личности» и«излучать компетентность». Далее он перешел к более тонким вещам: «Иногдаследует промолчать, а иногда – быть откровенным», «Сильный человек никогда недолжен говорить того, что знает»... Джеймс закрыл книжку и посмотрел напростиравшуюся до горизонта голубизну моря. Его грызло страшное подозрение: онне был сильным человеком, в противном случае он был бы хозяином, а не жертвойсоздавшегося положения. И в который раз за утро он перебрал в памяти своиошибки.

Он был в отпуске... Отпуск! Ядовитая ухмылка тронула егогубы. Кто уговорил его приехать на этот модный курорт, Кемптон-на-море? Грейс!Грейс вынудила его основательно потратиться, хотя он не был к этому готов. И онс энтузиазмом принял ее совет. Она привезла его сюда... и что же? Он устроилсяв скромном семейном пансионе за километр от пляжа. А Грейс должна была бывыбрать пансион той же категории, но, конечно, не тот, где остановился он, этонеприлично; а получилось совсем не так – она поселилась в отеле «Эспланада», насамом берегу моря!

И там завела себе друзей. Друзей! Джеймс вспомнил, кактерпеливо он ухаживал за Грейс последние три года день за днем. Она была ввосторге, что сумела привлечь его внимание, но это было еще до того, как онаобрела славу в швейном салоне миссис Бартл. Сначала Джеймс капризничал, нотеперь, увы, все пошло наоборот. Грейс теперь знала себе цену и сталавысокомерной. Да, да, именно высокомерной! Она теперь явно игнорировала любовь порядочногочеловека, но зато принимала ухаживания напыщенного кретина, некоего КлодаСоупворта, который, по убеждению Джеймса, в моральном плане не представлялникакой ценности. Джеймс обреченно зарыл пятки в песок и уныло созерцалгоризонт. Кемптон-на-море!.. Да какого дьявола его принесло в подобное место?Богатый, элегантный курорт с двумя большими отелями, множеством длинных улиц,окаймленных живописными бунгало, где жили модные актрисы, английскаяаристократия и богатые вдовы.

Самое маленькое бунгало сдавалось за двадцать пять гиней внеделю. Легко себе представить, сколько же стоили тут большие виллы. Как раз заспиной Джеймса находилась вилла знаменитого лорда Эдварда Кэмпьена, которыйпригласил к себе кучу высокопоставленных гостей, в том числе и раджу Марапуты,человека сказочно богатого. Джеймс читал в местной газете об этом радже, о еговладениях в Индии, его дворцах, редкостной коллекции его драгоценностей. Особообращалось внимание на знаменитый изумруд величиной с голубиное яйцо. Джеймсвсю жизнь прожил в городе и не очень-то представлял себе размеры голубиных яиц,но это выражение потрясло его до глубины души.