Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он направляется к дому. Нельзя дать ему уйти, только не сейчас. Догнав, я преграждаю ему путь. Он мягко отодвигает меня.
– Прости, Эштин. Ничем не могу помочь.
Настало время излить душу, пусть даже это нанесет удар по моему самолюбию.
– Подожди, Дерек! Футбол для меня все. Мне надо в Техас. Доказать всем вокруг и себе самой, что я заслуживаю находиться там не меньше, чем любой из парней. Я тебе раньше не говорила, но Лэндон ушел из нашей команды и будет играть за соперников. Не хочу опускать руки, хотя все и кажется сейчас бесполезным. – Я отворачиваюсь, потому что на глазах выступают слезы. – Ты не понимаешь. У меня в жизни ничего, кроме футбола, нет. – Я указываю на Фалькора, чья голова покоится у Дерека на ноге. – У меня даже собаки больше нет, потому что он тебя любит больше. У меня мало что осталось, и прошу я мало. Ты моя последняя надежда.
Я делаю глубокий вдох, больше похожий на всхлип, хорошо понимая, что сейчас польются слезы. Дерек, глубоко задумавшись, потирает затылок.
– Извини, я не могу.
– Назови цену, – в отчаянии предлагаю я.
– Цену?
– Ну да. Цифру назови.
– Миллион долларов, – говорит он.
Ах, так!
– Конечно, миллиона долларов у меня нет.
Я подсчитываю, сколько скопила денег, работая няней и получая подарки на праздники и дни рождения. Папа иногда давал мне наличные – как утешительный приз за наши дрянные семейные отношения. – Я дам тебе сто баксов и беру на себя часть расходов на горючее.
– Всего сто? – уточняет он, явно не в восторге. – Это меньше минимальной зарплаты.
– Не забудь, это работа «по-черному».
– А как же фактор стресса? Иметь дело с тобой, милашка, это не фунт изюма.
– А если я добавлю две коробки батончиков мюсли на дорожку? – Я протягиваю руку. – Договорились?
Он долго смотрит на мою ладонь. Потом качает головой.
– Слушай, Эштин. Я не…
– Ну, Дерек. Это не шутки. Мне больше не на кого рассчитывать. Бойфренд меня бросил, приличного квотербека нет. У меня в жизни полная неразбериха. Я, как говорится, тону. Докажи мне, что все не безнадежно.
Он снова потирает затылок, потом, оглядывая двор, несколько раз вздыхает и наконец произносит:
– Ладно. Договорились.
НУ ВОТ, НА МЕНЯ навесили поездку в Иллинойс. Навесили поездку в Техас. Навесили дорожные приключения совместно с девчонкой, с которой хочется целоваться, но в то же время близко к ней не подходить. Вот какого черта со мной происходят эти вещи? Ну не могу я Эштин отказать, когда она говорит, как много для нее значат футбол и эта поездка. Когда-то футбол значил так же много и для меня.
У Эштин имеется огонек – такой и у меня раньше был. Он у нее в глазах. Не знаю, чего она надеется достичь в этом футбольном лагере, но я не сомневаюсь, что сделает все, что в ее силах, чтобы футбольные агенты ее заметили. Четыре дня спустя мы грузимся в мой кроссовер. Эштин совершила набег на кухонный шкаф и собрала в дорогу всякую нездоровую пищу. Запихнув купленные Эштин батончики мюсли в рюкзак, я решил взять с собой все, чтобы готовить самому.
– Это еще что? – спрашивает Эштин, когда я появляюсь на пороге дома.
– Блендер.
– Блендер в дорогу?
– Ага.
Были бы бананы и шпинат – и вот он, отличный завтрак. Если Эштин думает, что я буду на завтрак, обед и ужин есть конфеты и печенье, то она ошибается.
Мы прощаемся с Брэнди, Джулианом и Гасом и готовы двинуться в путь. Когда я открываю дверь машины, Фалькор запрыгивает на заднее сиденье.
– Тебя не приглашали.
В ответ он смотрит на меня своими осоловевшими глазами и не двигается с места. Эштин тоже старается выгнать его из машины, но он не уходит.
– Вон, – наконец командую я, и это действует.
Вдруг подбегает Джулиан и своими маленькими ручками обнимает мои ноги:
– Ты же вернешься, да?
Я опускаюсь на колени возле него:
– Конечно, вернусь.
Из окна выглядывает Эштин.
– Эй, Джулиан, а меня хоть обнимешь, а?
Джулиан кивает. Эштин выходит из машины и опускается на колени. Обнимает его, прижимая к себе. Это объятие наполнено теплом и чувствами… она не хочет его отпускать. Как будто ей не хватает бескорыстной любви, которую сейчас дарит ей Джулиан. Я ей этого дать не смогу никогда.
Когда мы выезжаем на шоссе, Эштин сбрасывает обувь и устраивается поудобнее. Вскоре мы уже за городом, вокруг мелькают фермы, а в небе парит одинокий сокол.
– Проголодался? – Она лезет в свой рюкзак, достает крекеры и тюбик плавленого сыра. – Хочешь?
– Не-а.
– Дерек, с тобой ничего не случится. – Она подносит крекер, на котором горкой лежит полурасплавленный сыр, прямо к моему рту. – Попробуй.
Я открываю рот, она засовывает туда крекер, касаясь моих губ пальцами, и, кажется, не торопится их убрать, пока я не закрываю рот. Ощущение какое-то очень интимное, но это же чушь. Она просто скормила мне крекер, а не флиртовала со мной. Надо довести это до сведения моего организма. Он с готовностью отвечает должным образом, как только она коснулась моей кожи этими своими женскими пальчиками, которые совершенно перечеркивают имидж крутой футболистки.
Она протягивает следующий крекер. Я бы, может, не отказался, но мне не нужны возле рта эти ее пальчики. Установленное ею правило: никаких поцелуев и прикосновений – вбито мне в башку.
– Я пас.
– Как хочешь. – Она широко открывает рот и выдавливает сыр прямо туда.
Держать Эштин на расстоянии – вот что мне нужно делать, хотя я подспудно и чувствую что-то такое, чего определить пока не могу… да и не хочу. Никаких поцелуев и прикосновений. Я бросаю взгляд на Эштин: она слизывает сыр с верхней губы, и ей даже в голову не приходит, что этим действует мне на нервы. Вдруг она взвизгивает и обеими руками хватается за приборную доску.
– Дерек, ты сейчас задавишь белку!
Черт! Я быстро виляю, чтобы не наехать на зверька, слышен скрежет, нас резко бросает в сторону.
– Ты ее задавил? – с волнением спрашивает она, глядя в зеркало заднего вида.
– Нет.
Она грозит мне пальчиком – тем самым, что несколько минут назад касался моих губ.
– Смотри за дорогой. Мы могли бы убиться.
Не я же испытывал на прочность правило «не-прикасания». Схватив тюбик с сыром, я швыряю его на заднее сиденье. Вот, теперь я отвлекаться не буду. Она издает недовольный возглас.
– Это еще зачем?