Воевода сендомирский твердо пообещал дочери, что и он, иДимитрий найдут способ отделаться от московского охранения, дабы разлученныесупруги могли воссоединиться.

Прошел не один час, прежде чем Марина поняла, что она простобоится думать о встрече с Димитрием.

За время, прошедшее после встречи с загадочной ярославскойгадалкою, Марина не раз взлетала к вершинам надежд и падала в бездныбезнадежности и неверия. Она знала, что Димитрий (вернее, человек, называвшийсебя этим именем) по-прежнему состоит в переписке с воеводою сендомирским, атакже с ее матерью, оставшейся в Самборе: со своей тещей. Писал он и Марине –нежные, исполненные любви и возвышенных чувств письма. Эти послания не способныбыли ни развеять сомнений Марины, ни усилить их, ибо почерка своего супруга онане знала: все письма Димитрия и раньше, и теперь были писаны секретарями.

Благодаря отцу Марина была осведомлена о каждом шаге своегоназваного супруга к возвращению отнятого у него престола. Его признавало всебольше народу. В числе этих признавших был, между прочим, князь АдамВишневецкий, свойственник Марины по сестре Урсуле: та была замужем за братомАдама, Константином. Константин Вишневецкий сослан в Кострому; ну, надонадеяться, теперь его тоже отправят в Польшу, да и всех прочих самборских икраковских дворян, рассеянных Шуйским по русским городам. Да, нынче небось царьВасилий жалеет, что задержал поляков в России. Ведь ради их освобожденияприсоединилось к воскресшему Димитрию польское войско Рожинского, Меховецкого,да и прочие силы, вновь и вновь прибывающие из Польского королевства! А неостанется в России пленных шляхтичей – можно будет затевать переговоры скоролем Сигизмундом и воздействовать на шалых воинов посредством королевскойвласти, требовать их немедленного удаления из России. А впрочем, у Димитрия ибез поляков достаточные силы. Три тысячи запорожцев, пять тысяч донцов инаселение всех тех областей, где уже принимали его за истинного царя иотрекались от Шуйского.

Да, тучи над головой Василия Ивановича стремительносгущались. Он, между прочим, только недавно женился на княжне Марье ПетровнеБуйносовой-Ростовской, однако и медовый месяц, и все последующие были изрядноомрачены неудержимым продвижением к Москве царя Димитрия. На его сторону охотнопереходило простонародье: ведь он велел объявить, что в боярских имениях, чьивладельцы не признают его, подданные крестьяне могут овладеть имуществомгоспод; земли и дома боярские делались крестьянскими животами [30], даже их жени дочерей крестьяне могут взять себе в жены или в услужение!

Марина нахмурилась. Ее Димитрий, который называл себя царемвсей земли Русской, теперь выступает как царь оголтелой черни… А впрочем, тутже одернула себя молодая женщина, с точки зрения полководца, это разумно, ибонаселение областей, лежащих на его пути, теперь ждет его с нетерпением ивстречает с распростертыми объятиями. Ему присягнули все города и веси напротяжении от Северской земли и почти до Москвы!

Нет, конечно, несмотря на щедрые обещания и посулы новогоцаря, земли эти не сами падали к ногам Димитрия, словно спелые яблоки, –за них приходилось сражаться. Ах, с каким восторгом рассказывал отец о победах,о которых почти без промедления получал исчерпывающие известия от зятя!Особенно когда этими победами тот был обязан именно польскому войску. Такслучилось, например, под Болховом, где Рожинский блистательно обвел вокругпальца царево войско. Московиты были загнаны в засеку [31] с тесными воротами.В этих-то воротах, где застряли перепуганные воины царя Шуйского, на нихнаперли со всех сторон поляки и жестоко их побили. Победителям, кроме пушек,досталось много разного оружия. Болховцы после этого сдались и присягнули царюДимитрию.

Спустя некоторое время навстречу Димитрию вышло войско подначалом Скопина-Шуйского…

При воспоминании о князе Михаиле Васильевиче Скопине-Шуйскому Марины всегда начинало болеть сердце. Она старалась не думать опредателе-мечнике, только надеялась, что когда-нибудь сбудутся над его головойи ее проклятия, и проклятия Димитрия. Между прочим, доходили слухи, что хотяцарь Василий и провозглашает своего родственника князя Михаила надеждой всегорусского воинства, а все ж втихомолку ненавидит его и не столько радуется егопобедам, сколько выжидает, когда тот споткнется. Но это, конечно, палка о двухконцах. Споткнется Скопин-Шуйский – от его завистливого родича пух и перьяполетят, поэтому царь продолжал отличать князя Михаила и всячески выхвалятьего, посылая в самые опасные места.

Итак, Скопин-Шуйский выступил на защиту Москвы и стал нареке Незнани, ожидая подхода Димитрия. Однако тот не пошел на верную погибель иповел свои полки через Козельск и Калугу на Можайск. Нигде они не находилисопротивления. Везде люди выходили с хлебом и солью – встречали Димитрия,своего законного царя, с образами и колокольным звоном.

Только в Можайске не захотели признать его и заперлись вмонастыре Святого Николая. Но этот монастырь с острогом стоял на небольшомхолме, и с соседнего холма можно было видеть, что там делается; поляки с этогохолма стали стрелять из пушек и вскоре принудили осужденных сдаться иприсягнуть царю Димитрию. Тот въехал в монастырь и поклонился образу святогоНиколая.

Из Можайска двинулись под столицу и вот достигли Москвы. Былсолнечный день… Рассказывали, что при виде сверкающих куполов московскихДимитрий зарыдал от умиления, а окружавшие его поляки, видя такуючувствительность, сами залились слезами.

Да, вожделенная цель была близка, хотя еще и не достигнута.Москву еще предстояло взять… и сделать это залихватским напором, как в других,небольших городах, было, конечно, невозможно, тем более что московское войсковышло из столицы и крепко заступило дорогу Димитрию. Пробившись сквозь него,силы свергнутого государя дошли до Тушина.

Место, где располагалось это большое село, показалось оченьудобным, здесь решили заложить лагерь и выматывать Москву вылазками, отбиватьобозы с продовольствием, идущие в столицу.

Для лагеря это место, конечно, было и в самом деле оченьудобно. Тушино располагалось между Москвой-рекой и извилистой речкой Всходней инадежно ограждалось водою с трех сторон. Только четвертую сторону следовалозаградить укреплением, что и было вскоре сделано.