Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она еще долго размышляла о том, почему все так вышло. Это же были всего лишь слова! Да. Но еще никто и никогда ей подобного не говорил. Жизнь научила ее мириться с издевательствами, но никогда не рассказывала, как следует реагировать на добрые поступки.
Бывало, в порывах эмоций, она хваталась за ножницы, чтобы вновь состричь все на радость демону, но каждый раз в голове раздавалось тихое «У тебя очень красивые волосы», и пальцы сами разжимались. Этот голос всегда успокаивал. Она начинала улыбаться и попросту отбрасывала прочь все то, что расстраивало.
Но сегодня этот голос не пришел.
Единственный звук – тихая музыка, которую она включила на телефоне, чтобы не остаться в тишине одной. Соседки и многие другие ребята из общежития разъехались на праздники. Никто не видел, как она дрожала в ванной.
«Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста», – умоляла Аргез. Она стояла так долго, что колени от напряжения заныли, а голоса все не было. По какой-то причине он не хотел появляться. Что-то изменилось.
Руки онемели, когда Аргез поняла, что даже не может вспомнить интонацию, с которой были произнесены те слова.
Раздался крик. Короткий, совсем беззащитный. Кажется, это она кричала. Аргез со злостью швырнула ножницы в угол ванной. Звон металла о кафель врезался в голову с такой силой, что ее замутило. Облокотилась об раковину и сквозь слезы увидела несколько случайно срезанных волос.
Она с визгом отшатнулась.
«Напоминает что-то?» – это был не тот голос, которого она ждала. Он звучал грубо и болезненно отзывался в мозгу. Вместо того, чтобы вдохнуть воздух, Аргез спешно проглотила его. В мгновение по телу расползся неприятный холод, заставивший втянуть голову в плечи и поежиться.
«Можешь делать вид, что ничего не помнишь». Она закрыла уши руками и замотала головой так сильно, что на секунду потеряла равновесие и едва в стену не влетела. Вот только от голоса это не спасло: он с издевательской усмешкой продолжал, вытягивая из закутков памяти то, что Аргез старалась забыть последние семь лет: «Но мы-то знаем, что ты все прекрасно помнишь».
– Нет, – простонала она и застыла.
Тишина.
А где же музыка?
В комнате было так тихо, что Аргез слышала сердцебиение. Тук. Тук. Тук-тук… Жгучие слезы бежали по щекам, а она стояла, мечтая слиться с комнатой, чтобы никто-никто не мог ее отыскать. Чем дольше она стояла на месте, тем быстрей стуки сменяли друг друга. А потом в ритм вклинились размеренные шаги. Их едва можно было различить, словно человек почти не касался ногами пола, но Аргез знала, что на самом деле он не парил. Просто шел. Огромный и злой. И чем тише он подкрадывался, тем лучше следовало прятаться.
Машинально она опустила взгляд: справа от ног пролегла тень…
Аргез вылетела из ванной, закрывая рукой рот, чтобы не кричать. Конечно, это не могло быть правдой. Никто из ее «родителей» наверняка даже не знает, где она сейчас: за все семь лет в детском доме они ни разу не навестили ее. И все же было страшно оглянуться. Она просто захлопнула дверь в ванную и на подкошенных ногах доползла до смолкшего телефона. Попыталась включить его, но тот никак не реагировал.
Ее с головой накрыло отчаяние. Слезы встали в глазах стеной, сквозь которую виднелись только расплывчатые силуэты мебели вокруг.
– Работай, – заикаясь, просила Аргез.
Она осела на пол, утерла рукавом лицо. Принялась нажимать на все кнопки телефона подряд, но экран оставался все таким же безучастно темным. Ей не удалось извлечь из него ни звука. В сердцах Аргез отшвырнула его, уткнулась носом в колени и свернулась в маленький комок. По привычке она закрыла голову руками – всегда в первую очередь нужно защищать голову.
«И правильно делаешь», – голос раздался в голове так громко, что Аргез заскулила. Он заставлял ее вспоминать.
Кажется, отчим пил всегда, но на седьмой год ее жизни он потерял последние капли контроля. Он никогда не трезвел. Ей было запрещено выносит еду с кухни, поэтому Аргез старалась есть как можно быстрее, но иногда все же теряла аппетит, стоило ступить в пропахшую спиртом комнату. Украдкой она иногда проносила в спальню куски хлеба и прятала их среди одежды. Однажды отчим нашел ее припасы и оттаскал за волосы по квартире под гогот таких же пьяных друзей, отхлестал ремнем по спине. Он едва не сломал ей руку, когда она потянулась за помощью к матери, которая попросту закрылась в своей комнате. Она всегда так делала – пряталась от мужа и от нее.
«Тебя это не спасло тогда» – жестокая правда. Когда Аргез ходила в школу, ей казалось, что будет лучше вернуться домой, чем терпеть издевательства одноклассников. Но когда наступили летние каникулы, каждый вечер она бесшумно плакала под кроватью и просила лето поскорей закончится. Проводить время дома было невыносимо: в квартире постоянно голосили приятели отчима, а сам он беспробудно пил и вымещал любую злость на ней.
Не прошло и недели июня, как он разбил о ее голову бутылку. Аргез запомнила только тень за спиной и слепящую вспышку в глазах. А очнулась уже в больнице. Возможно, ее сознание отключилось еще до удара. Ей нравилось так думать, ведь это означало, что она наконец-то смогла защитить себя от боли. Травма была несерьезной, но все же отчима и мать лишили родительских прав, а ее отправили в детский дом.
«Бедняжка, – завыл голос. – У тебя никого не было: ни любящей семьи, ни друзей. И даже после всего, что ты пережила, ты так и осталась одна».
Аргез вздрогнула. Но ведь она не одна. У нее есть…
«Кто? – встрял в размышления голос. – Кто у тебя есть? Семья? Те ребята, с которыми ты жила? Те, что ни разу не написали тебе за эти месяцы?» Аргез оглянулась на телефон в углу. Раз в несколько лет какая-то организация регулярно жертвует несколько мобильных (пусть и дешевых) их детскому дому, так что они есть почти у каждого. Накануне отъезда Аргез взяла с девчонок слово, что они будут переписываться… Да только все переписки умерли уже во второй день.
«Никому из них нет до меня дела», – осознала Аргез под довольное хихиканье голоса.
«Верно, – продолжал он. – Как и нет дела твоим соседкам. Ты
