знал. В своем письме Чэнь Чжанцзе также написал про Цинь Цзяин, которая, успокоившись, снова пошла в бухгалтерию депо и попросила все последующие выплаты Чэнь Чжанцзе, включая зарплату, премию и сверхурочные, направлять прямиком на ее банковскую карту; вернувшись домой, она заявила Чэнь Чжанцзе, чтобы впредь он никаких денег сыну не высылал, чтобы таким образом у Минляна пропал всякий повод ее ненавидеть; «Если твоему сыну нужны деньги на жизнь, скажи ему, чтобы приехал в Ухань; для начала пусть извинится передо мной за те десять лет, что вместе с тобой скрывал от меня правду и ненавидел меня, а потом мы уже обсудим денежный вопрос». В своем письме Чэнь Чжанцзе объяснял, что все это Цинь Цзяин выпалила сгоряча; «ее цель, писал он, – использовать мою ошибку десятилетней давности, чтобы наказать за нее сейчас, она хочет, чтобы я порвал с тобой всякие отношения и оставил тебя на полное попечение Ли Яньшэну, что компенсировало бы мою десятилетнюю тайну. Сложившаяся ситуация поставила меня перед сложным выбором, поскольку этот мат я поставило себе сам. Самое неприятное, что отныне я больше не распоряжаюсь личными финансами, я бы и рад снабжать тебя деньгами, но не могу. Как изменить эту ситуацию я тоже придумать не могу. Остается надеяться лишь на то, что Ли Яньшэн и его жена будут растить тебя как родного сына. Когда родной отец не в силах позаботиться о собственном ребенке, – писал Чэнь Чжанцзе, – это как удар ножом по сердцу; ты смело можешь винить меня в том, что твой отец – никчемный человек». В конце письма Чэнь Чжанцзе оставил постскриптум: «По правде говоря, мне уже стукнуло пятьдесят, здоровья у меня за последние годы не прибавилось, но раз уж Цинь Цзяин запретила высылать тебе деньги, я хотя бы не буду работать сверхурочно».

Минлян прочитать это письмо прочитал, но отвечать на него не стал. Он просто не знал, что написать в ответ. Он и понятия не имел, что все это время Чэнь Чжанцзе высылал деньги на его содержание, соответственно сейчас, когда снабжение прекратилось, он не мог настаивать на том, чтобы отец продолжал его обеспечивать; возможно, изначально во всем был виноват именно Чэнь Чжанцзе, ведь обеспечивать сына это – святое, поэтому ему не следовало делать это за спиной у Цинь Цзяин и тем более выдумывать всякую нелепицу; разумеется, что скорее всего он не решился отстаивать свою правоту из-за того, что побоялся сопротивления со стороны Цинь Цзяин; коль скоро он испугался жены, то дело тут не столько в жене, сколько в его собственной трусости; он ведь сам испугался и рассудил, что чем меньше проблем, тем лучше, а потому решил все скрыть; ради получения денег Минлян мог отправиться в Ухань на поклон к мачехе, чтобы, так сказать, признать свою ошибку, но, учитывая все ее накопленное недовольство, даже если бы Минлян и Чэнь Чжанцзе объединили усилия и покаялись вместе, она все равно бы нашла к чему придраться, лишь только воздать им сполна за десять лет принесенного ущерба; наверняка поговорка «отомстить никогда не поздно» как раз про это; в любом случае, сам Минлян ничего не знал про то, что Чэнь Чжанцзе высылал ему деньги, спрашивается, за что он тогда должен извиняться? Итак, в Ухань он ехать не мог, ничего хорошего эта поездка ему не сулила; с Ли Яньшэном оставался один вариант: поскольку раньше Минлян ничего о деньгах не знал, то и сейчас он мог притворяться, что ничего об этом не знает; все равно ничего изменить он не мог; говоря об отношениях с отцом, то за последние десять лет, помимо этих тайных выплат, никакого общения между ними не было; так что если говорить сугубо об общении, то, учитывая его отсутствие в прежние годы, Минлян не почувствует никакой разницы и в будущем. Дочитав письмо, Минлян в одиночку убежал к реке у северной границы города и там втихаря ото всех взял и сжег это письмо.

Однако, если для Минляна отсутствие общения с отцом значило одно, то для семьи Ли Яньшэна оно значило совсем другое, потому как начиная со следующего месяца Чэнь Чжанцзе прекратил высылать деньги, соответственно все расходы за Минляна, включая оплату за учебу, легли на печи Ли Яньшэна и его жены. Первый месяц Ли Яньшэн и Ху Сяофэн ничего ему не говорили. На второй месяц Ли Яньшэн продолжал помалкивать, в то время как Ху Сяофэн начала меняться в лице. На третий месяц Ху Сяофэн стала ругать Минляна за любую промашку, а со стороны Ли Яньшэна начались охи да ахи. На четвертый месяц Минлян сам бросил школу, ушел из семьи Ли Яньшэна и поступил в подмастерья в ресторанчик «Маршал Тяньпэн». На это место его устроил учитель географии по фамилии Цзяо. Дело в том, что хозяин заведения «Маршал Тяньпэн», чья фамилия была Чжу, обожал оперу и в свободное время ему нравилось петь с кем-нибудь на пару; учитель Цзяо, который в классе Минляна вел географию, тоже любил оперу; на досуге эти двое частенько исполняли арии из опер «Месть рыбака», «Встреча в павильоне»[32]и др.; Лао Чжу обычно пел партии мужчин, а учитель Цзяо – женщин. Узнав, в каком безвыходном положении оказался Минлян, учитель Цзяо во время очередной встречи с Лао Чжу рассказал ему про Минляна и подкрепил свою просьбу словами из арии:

– Милый мой, посмотри на ребенка, он остался совсем без родни, ему некуда больше приткнуться, прояви свою доброту, приюти у себя. Ведь воистину говорят, даже малая добродетель – это всегда добродетель.

Лао Чжу прыснул со смеху и сказал:

– Лао Цзяо, готовить свиные лытки – это не дурака валять, позволь спросить, этот парень не ленив?

Учитель Цзяо, тут же затараторил:

– Не ленив, не ленив, ленивого я бы тебе и сам никогда не предложил.

– А у меня ленивые и не задерживаются, – парировал Лао Чжу.

На следующий день Минлян явился в заведение «Маршал Тяньпэн» и приступил к обязанностям подмастерья. Никакой зарплаты ему в этом качестве не полагалось, но хозяин обеспечивал ему питание и проживание. Первым поручением Минляна стала обработка свиных лыток, то есть ему следовало ящик за ящиком перебрать все доставляемые со скотобойни свиные копытца и с каждого из них начисто удалить щетину; раньше их просто чистили скребком, однако при таком способе обработки чистой оставалась лишь поверхность лыток, при этом щетина оставалась внутри, рискуя поколоть языки клиентам; теперь же при обработке перешли на кипящий гудрон, лытки обливали горячей жидкостью, после чего тут же окунали в холодную воду, в результате вся щетина удалялась сама вместе с гудроном; если и оставались отдельные волоски, то