договора. Занимался ли ее любимый еще чем-нибудь кроме ковров, Лера не знала и знать не желала. Она просто любила его — таким, какой он есть.

Уже тогда, в середине девяностых, “черных”, как прозвали лиц кавказской и не только, национальностей, не особо жаловали в столице, но гонений на них не было. Пока не попадешься под горячую руку. Тельман поведал Лере о том, что буквально за пару недель до начала их отношений он, подвыпивши, шел по Тверской, с друзьями. Был день каких-то войск. Их остановили “доблестные”, загнали в автобус, подогнанный специально для нарушителей правопорядка, поколотили, забрали у него немалую наличку и пытались снять перстень, подаренный отцом на совершеннолетие. К счастью, он не снимался…

—

За что? — восклицал тогда Тельман. — Что мы им плохого сделали? Били с такой жестокостью, как будто мы враги какие… А мы ведь сказали только, что служили в этих войсках и имеем отношение к празднику.

—

Ужас, — возмущалась Лера, представляя любимое тело в белой рубашке на грязном полу автобуса, пинаемое ногами в тяжелых сапожищах.

Пролетел первый месяц. Как в знойном бреду. Лера вспомнила, что ребенка она не видела за прошедшие тридцать дней ни разу (он был на даче у свекров) и, к своему стыду, не особо часто вспоминала о нем. “Нет, так нельзя, это неправильно, что со мной происходит?” — вопросы бились в голове, как теннисный мячик о стенку. Ответа на них она не получала. Всегда трезвая и разумная, Лера перестала быть самой собой. Она сама себя не узнавала, как же могли узнавать ее окружающие?

В один из выходных свекры приехали в Москву “на помывку”, ну и заодно дела какие сделать. Лера отправилась в противоположный конец города за Мишкой: пора его познакомить с Тельманом. Как это будет? Как их представить? Что сказать? Понравится ли Мишке ее избранник — ведь рано или поздно их все равно надо будет представить друг другу, а мальчик знал только своего отца до сих пор…

—

Давай я буду на выходные где-нибудь оставаться, — предложил Тельман, чувствуя смятение Леры. — По крайней мер

е

летом

, пока твой сын

на даче. Он ведь все равно не каждый выходной приезжает.

—

Нет, как это…, — начала она, — Нет! Так не годится. Мы ведь живем вместе и, рано или поздно, все равно придется вас познакомить. Это случится когда-нибудь… Так лучше раньше.

—

Ну как знаешь, — ответил он.

Порешили на том, что в первый выходной они только познакомятся, а ночевать Тельман будет у друзей: детская психика — невероятно тонкий инструмент, ранить ее можно легко, а восстанавливать придется очень долго. Ребенок и так за свои шесть лет уже много настрадался из-за развода родителей… А уж потом, осенью, она скажет, что они решили жить вместе.

Лера заметила, что каждый раз, когда она забирала мальчика после длительного пребывания со свекрами, первые несколько часов состояние сына можно было назвать подавленностью, угнетенностью. Он отводил глазки, молчал и вел себя совсем как чужой. Только через какое-то время он оттаивал, расходился и превращался в самого себя. Женщина предполагала, что по всей видимости между бывшими свекрами ведутся какие-то разговоры не в ее пользу (о, в этом она даже не сомневалась). Но зачем же вести их в присутствии ребенка? Делайте это так, чтобы детское ухо не слышало — ведь нам только кажется, что ребенок не прислушивается, не понимает, а на самом деле все наоборот. Особенно то, что касается его родителей… Она даже не могла предположить, что ребенку в шесть лет будут прямым текстом говорить: “Мама плохая”.

Везя мальчика через всю Москву с запада на восток, Лера поглядывала в зеркало заднего вида и удивлялась: какой серьезный у нее сын. Она задавала какие-то обычные дачные вопросы: “ что посадили, во что играл”. На которые получала короткие исчерпывающие ответы. Сама же она в это время лихорадочно прорабатывала в голове сценарий: как ему преподнести информацию о Тельмане. В любой интерпретации она видела себя развратной и порочной в глазах ребенка и если бы на месте Тельмана был другой человек — не было бы и проблемы. Она ни за что не стала бы знакомить их, да и жить бы не впустила к себе.

Но ТЕЛЬМАН… Это выше ее сил и возможностей.

—

Мишка, у меня новость.

—

Какая? — откликнулся ребенок.

—

Очень необычная и я хочу, чтобы ты внимательно меня выслушал. Мы ведь всегда были честны друг с другом, правда? — Миша сузил свои огромные глазищи, с интересом глядя на мать.

—

Ты уже достаточно взрослый мальчик и должен меня понять. Мы развелись с твоим папой и больше никогда жить вместе не будем. Он остается твоим отцом, этого никто не отменял. Но жизнь идет своим чередом. Люди встречаются, расстаются, женятся, разводятся. У меня появился друг. — в этот момент личико ребенко заинтересованно вздернулось. — Он хороший человек, мы работаем вместе, ты его даже видел как-то в офисе. Тельман. Мы дружим, он прекрасно относится ко мне и я хочу тебя с ним сегодня познакомить.

—

Он у нас живет? — серьезно спросил Миша с нотками ревности в голосе.

—

Пока нет, но быть может в будущем… Посмотрим! По крайней мере, я очень рада, что имею такого друга. Миша, я тебя люблю больше всего на свете… Но женщина не может жить одна, ей нужна поддержка, мужское плечо.

—

Я все понимаю, — сказал маленький серьезный человечек. Коротко и ясно. И никаких лишних вопросов.

Лере Мишка всегда напоминал маленького старичка — такой же вдумчивый, мудрый какой-то непонятной детской мудростью. Порой ей казалось, что он живет на свете гораздо дольше, чем она. Вот только что творится в его маленькой головке понять было невозможно: вещь в себе. Он никогда не устраивал истерик, слезы показывал очень редко, и у Леры не было с ним проблем в воспитании. Она поражалась, глядя на капризных детей, канючащих: “Мам, ну купи, купи!” Или бросающихся на пол в магазине и сучащих ножками по полу, в своем желании приобрести желаемое. Не было этого. Купила? Спасибо! Не купила? Пошли дальше. Что творилось в его душе, что он переживал внутри — оставалось загадкой.

Тельман, имея своих двух сыновей, оказался дипломатом в общении с Мишкой. Не то что ребенок, всегда такой сдержанный, сразу бросился к нему на шею, но, по крайней мере, в футбол они поиграли вместе на площадке. Лера наблюдала за самыми любимыми людьми в ее