более никогда не проснуться. Раствориться среди небытия, сгинуть, рассеявшись прахом.

«Я должен это пережить ради Иттариэль… — пытался убеждать себя Турукано, гладя дочь по голове. — Дай мне сил, Эру! Пожалуйста…»

Стоявший рядом Глорфиндел молчал и делал вид, что не замечает слёз своего принца, а лишь время от времени обводил взглядом собравшихся эльфов, прекрасно исполняя роль воина и защитника.

Договорив речь, Нолофинвэ положил охапку цветов, сделанных из одного из знамён, к склепу и ушёл, сопровождаемый восьмью воинами, в своё ледяное укрытие.

Продолжая играть, Аклариквет, видя, как, следуя примеру своего короля, Нолдор подносят к склепу цветы, игрушки, вещи, письма, украшения, сладости и посуду, начал петь.

Уходят дни, и ночи вслед за ними,

Со сменой лет становимся другими…

Кто знает, сколько их, непрожитых мгновений

Скрывает время?

Уходят лучшие, оставив путь до срока,

По воле случая без них нам одиноко.

И лишь с тобой проститься сил не станет!

Боль не устанет,

Не отпускает!

В памяти живёт,

Не вернуть,

Прерванный полёт,

Короткий путь.

Но укажет нам,

Куда идти,

Оставаясь там —

В памяти.

Хранит один — запомнят поколенья,

Не отпускать, не предавать забвенью.

Но время не вернёшь, из памяти не скроешь,

И не остановишь… Не остановишь…

Уходят дни — так быстро, шумно, сложно,

И мысли нет, что не успеть возможно

Найти другой ответ, задать свои вопросы

Тебе…

Но поздно…

Ты ближе к звёздам.

В памяти живёт,

Не вернуть,

Прерванный полет,

Короткий путь.

Но укажет нам,

Куда идти,

Оставаясь там,

В памяти…

К менестрелю подошёл Квеннар, окружённый целой толпой учеников разных возрастов, среди которых была и воспитанница погибшей Эленвэ, и племянницы самого Аклариквета.

— Спасибо тебе за твою музыку, певец, — улыбнулся летописец, смотря, как его подопечные оставляют у склепа свитки со стихами и балладами. — Она прекрасна, правда. Несмотря ни на что. Я не шучу, певец, ты заслужил похвалу.

Аклариквет улыбнулся в ответ, продолжая перебирать струны и думая, что его магия, видимо, слишком сильно подействовала на слабохарактерного книжника.

***

Проводив взглядом группу эльфов, впрягшихся везти сани с калеками, Митриэль, обсуждавшая со знахарями Финдарато составы согревающих мазей, которые можно изготовить из доступных в Хэлкараксэ ингредиентов, резко замолчала. Теперь, когда у короля Нолофинвэ уже не осталось лошадей, а собак — слишком мало, чтобы впрягать их в сани, Нолдор Второго Дома приходилось тащить на себе всё, что не удалось разместить в повозках Третьего. Королева Артанис, упорно делая вид, что её народ идёт через Хэлкараксэ без существенных потерь, не оставила дядю в беде и выделила тройку скакунов, чтобы владыке не пришлось идти пешком, однако Нолофинвэ отдал свою карету безногим.

— Мы обязаны найти способ лечить тех, у кого из-за травмы спины отнялись ноги, — заговорил знахарь из народа Финдарато, поняв, куда смотрела Митриэль. — Их пятеро, и это не «всего», а «целых пять загубленных жизней». Многие считают, что такое жалкое существование хуже смерти. Валар исцеляли…

— Нет больше Валар, — сквозь зубы процедила знахарка, — для нас нет. Мы сами должны найти способ лечить такие увечья.

— Мастера обещали придумать какие-нибудь приспособления для них, пока нет возможности исцеления.

Митриэль кивнула. Она ждала сани с рыбаками, поймавшими ядовитую рыбу, и по тем сведениям, которые ей сообщили, сделала вывод, что дело обстоит гораздо хуже, чем при отравлении охотников мясом волков. В ближайшее время придётся ехать с шестью умирающими в муках эльфами и тщетно пытаться хотя бы просто облегчить их последние часы.

***

Ледяной хребет, отделяющий бескрайнюю белую пустыню от моря, стал ниже, расстояние между горами расширялось, и вскоре перед Нолдор открылся узкий длинный перешеек между Валинором и Средиземьем. Семь звёзд Пояса Элентари сияли здесь как-то особенно волшебно, ветра не ощущалось, и даже трескучий мороз казался приятным.

Дорога, проложенная далеко вперёд, тонула в морозной дымке и снежных наносах, выстроенный на этот раз совместными усилиями подданных двух королей и королевы временный лагерь пока ещё не был виден впереди, но все знали, идти до него уже недалеко.

Над чёрной гладью моря кружили огромные белые чайки, то и дело бросаясь в воду и хватая рыбу.

— Видишь, Иттариэль, — указала арбалетом на движущуюся под водой тень Ириссэ, — этот зверь ждёт неосторожную птицу. Смотри внимательно.

Чайка, сделав круг над спокойной гладью моря, бросилась в воду за добычей, но вдруг странно резко взмахнула крыльями и исчезла в разлетевшихся брызгах.

— Каждому охотнику, — кровожадно улыбнулась дочь Нолофинвэ, — в Арде найдётся вдоволь добычи. Только порой охотишься не ты, а на тебя.

— Я подстрелю этого зверя, — сверкнул глазами Глорфиндел, отталкивая от берега лодку и ловко запрыгивая в неё. — Сколько на твоём счету чаек сегодня, Королева Зимы?

— Тебе неведомы столь большие числа, воин, — с гордостью заявила Ириссэ, — и, что бы ты ни выловил из воды, мой улов будет многократно тяжелее.

— Я не соревнуюсь с прелестными девами, — рассмеялся Нолдо. — Вас опасно обыгрывать.

— Ты прав, как никогда, Лаурэфиндэ, — согласилась Ириссэ и подмигнула племяннице. — Давай, Иттариэль, натяни тетиву. Покажи этому зазнайке, как мы умеем стрелять. Убей самую быструю чайку. Наши собаки засиделись без дела.

***

Сияющее звёздами чистое небо вселяло в сердца надежду на дальнейший безопасный путь, и, несмотря на сильный мороз, бодро шагающие даже с тяжёлым грузом эльфы пели песни и подбадривали друг друга.

— Тебе лучше, Турукано? — тихо, чтобы не слышали посторонние, спросил Нолофинвэ сына, молчаливо следующего за отцом.

— Я больше не отпущу Иттариэль на охоту, — произнёс в ответ принц, не поднимая глаз. — Она уходит слишком надолго. Ириссэ ничего не боится, она сильная и ловкая, но моя дочь не такая! Зачем она пошла на берег?! Она не понимает, что это опасно? Что, если поскользнётся и упадёт в воду? Или проломится лёд? Все уже забыли, что под нами нет земли? Мы идём по воде!

Король, слушая продолжающего говорить всё с бо́льшим жаром сына, уже пожалел, что начал беседу, но в то же время понимал: Турукано надо выговориться. В последнее время он перестал есть, только немного, через силу, перекусывал, когда ему настойчиво напоминали о необходимости приёма пищи, практически не спал и не вступал в разговоры, безразлично кивая в