– Иди ко мне, – тихо попросила Заира. – Я такая же, как прежде.

Джулия не пошевелилась. Как ей объяснить подруге, что сама она уже не такая, что она влюбилась в мужчину?

– Ты и вправду изменилась, дорогая моя дикарка, – прошептала Заира, открывая в яркой и юной красоте Джулии незнакомые черты и чувствуя, что ее юная подруга, которую она научила когда-то нежным наслаждениям запретной любви, ускользает от нее, становится чужой и далекой.

– Наверное, ты права, – спокойно ответила Джулия.

Заира взяла в руку толстую косу Джулии и потерлась об нее щекой.

– Ты влюбилась, – с уверенностью сказала она.

– Да, влюбилась, – не пряча глаз, подтвердила Джулия.

– Когда он целует тебя, ты видишь россыпи разноцветных звезд? – приблизив губы к губам Джулии, спросила Заира.

– Он только раз меня поцеловал, – ответила Джулия, – и я увидела солнечный свет.

Руки маркизы легли на плечи Джулии и начали скользить вниз по груди, к проступающим под блузкой соскам.

– Расскажи мне о нем, – прошептала Заира.

– Расскажи лучше о своем муже, – отодвигаясь на безопасное расстояние, попросила Джулия.

Повернув голову к окну, она увидела деда, который ехал на велосипеде по тропинке, ведущей к вилле. Рядом с ним на поводке бежал сеттер.

– В другой раз.

– Почему не сейчас?

Джулия отвернулась от окна и посмотрела на Заиру. Маркиза подошла к ней и взяла ее руки в свои.

– Погладь мою грудь, – изнемогая от желания, зашептала она. – Она все так же красива, потому что ни один мужчина еще не осквернил ее своим прикосновением.

Джулия с силой оттолкнула ее.

– Я больше не играю в эти игры, – резко сказала она. – Прощай.

И, распахнув двери, решительно вышла из комнаты.

Проходя по анфиладе роскошных комнат, она ни разу не обернулась, хотя слышала, как Заира несколько раз позвала ее. В эту минуту она была почти счастлива. Почему? Она и сама не знала. Просто ей было пятнадцать лет, и сердце ее рвалось к Гермесу. А Заиры с ее тягучим хрипловатым голосом, с ее темной душой, с ее жадными губами, с ее способностью околдовывать больше не существует, она осталась в прошлом. Джулия же рвалась в новый день, который будет светлым и солнечным, в этом Джулия была уверена.

Дед с внучкой ехали к дому. Английский сеттер, израсходовав весь запас своей агрессивности на лужайке во время экзаменовки, послушно бежал рядом со своим тренером, время от времени поднимая на него свои умные ласковые глаза, словно спрашивая, долго ли еще бежать по этой пыльной раскаленной дороге. Джулия молчала, погруженная в свои мысли.

– Что с тобой? – поинтересовался дед.

– Ничего.

– Это из-за Заиры? – допытывался Убальдо Милкович, от которого не укрылась резкая перемена в настроении внучки.

– Отчасти из-за нее.

– Она рассказала тебе о своем муже?

– Нет, она что-то темнит.

– Не хочет, чтобы ты знала правду, хотя ни для кого не секрет, что молодой Франческо немного того.

– Не в своем уме? – уточнила Джулия.

– В некотором смысле, – с несвойственным ему смущением объяснил дед.

– Ты тоже не можешь мне сказать правду?

– Видишь ли, – не глядя в глаза внучке, начал объяснять Убальдо, – он в некотором смысле ребенок… Ну, не взрослый мужчина. Твоя подруга знала об этом с самого начала, но вышла за него, чтобы получить титул, богатство, фамильные драгоценности.

– Это на нее похоже, – с грустью сказала Джулия, хорошо знавшая честолюбие Заиры.

– Я специально взял тебя сегодня с собой на виллу, чтобы ты своими глазами увидела свою подругу в новой роли. А теперь у меня к тебе большая просьба: не встречайся с ней больше.

– Обещаю, дедушка, – сказала Джулия, с содроганием вспомнив приставания Заиры. – Я не буду с ней больше видеться.

– Вот и молодец, – с облегчением сказал Убальдо, – а то эти богачи – странный народ. Никогда не знаешь, чего от них ждать. Они подчиняют тебя, пользуются тобой, как хотят, а потом выбрасывают, словно ненужную вещь.

– И маркиза Лудина такая же? – не без ехидства спросила Джулия, но дед проигнорировал вопрос, точно не слышал ее.

– Гермеса больше нет, – объявил Джулии мясник.

– Как больше нет? – испугалась Джулия.

– Он ушел от меня, – трагическим голосом сообщил мясник, словно речь шла о неверной жене, – я не знаю, где он.

Джулия стояла точно громом пораженная. Полтора месяца, проведенные в Модене, она только о Гермесе и думала, считала дни, остававшиеся до возвращения в Милан, и вдруг такая ужасная новость: Гермес исчез.

– Он ничего для меня не оставил? – со слабой надеждой спросила Джулия.

– Ничего. А что, собственно, он должен был оставить?

– Одну книгу… Я давала ему почитать, – соврала Джулия, невольно залившись краской.

– Зайди к нему домой, может, застанешь его там, – посоветовал мясник и со вздохом отвернулся, давая понять, что лично он больше не интересуется неблагодарным мальчишкой, которого любил всей душой.

Джулия поблагодарила за совет и вышла из лавки.

Она стала мрачной, неразговорчивой, замкнулась в себе. Сестре и брату до нее дела не было, отец целыми днями пропадал в школе, и только Кармен, чуткая к проблемам своих близких, сразу же поняла причину такой резкой перемены в настроении младшей дочери. Но чем она могла ей помочь? По ее собственным представлениям, любовь была красивым фасадом, за которым скрывались монотонные будни, безрадостный быт. Может, она не права, перенося собственный несчастливый опыт на судьбу своей девочки? Может, у Джулии все будет иначе? Как бы там ни было, сейчас Джулия чувствует себя самой несчастной на свете, и только время и новая любовь смогут залечить ее сердечную рану.

Думая о Джулии, Кармен невольно сравнивала ее со старшей дочерью и понимала, что они совершенно разные. Изабелла никогда не теряла головы, поэтому ее увлечения были лишь приятным времяпрепровождением, не больше. В запасе она всегда держала несколько поклонников, но обращала внимание лишь на тех, кто отвечал ее представлениям о хорошем муже. Рациональная, приземленная Изабелла относилась к той породе женщин, которые больше берут, чем дают. Джулия была полной ей противоположностью; она больше отдавала, чем брала, поэтому легко теряла душевное равновесие.

Начался сентябрь. Оставалось еще две недели до начала школьных занятий. Джулия, чтобы доставить удовольствие отцу, а вовсе не из-за природной тяги к занятиям, читала и прорабатывала первые песни «Ада» Данте. Учитель де Бласко считал, что усердие всегда приносит свои плоды: когда в классе будут проходить «Божественную комедию», Джулия сама ему скажет спасибо. Конечно, отец был прав, но заставить себя сосредоточиться на терцинах было трудно.