Потом Вика отворачивается и так, чтобы отец не мог услышать, добавляет:

– Вали уже, куда ты там собрался сбежать.

– Что?

Вика ничего не отвечает, она заходит в комнату к брату и плотно закрывает за собой дверь.

Девушка слышит, как удаляются его шаги, как прокручивается ключ в замке и отец уходит.

Вика рассматривает медицинские проводки. По трубочкам течет прозрачное лекарство.

– Дим. Хочешь, я тебе кое-что расскажу?

Мальчик лежит с закрытыми глазами. Он колотится под одеялом и тяжело дышит. Его лоб покрыт капельками пота.

– У меня будет ребеночек. Ты скоро станешь дядей, – Вика наклоняется и шепчет секрет брату на ухо.

Мальчик дрожит.

– Слышишь?

Ответа не последовало.

– Не знаю, зачем я тебе рассказала. Наверное, ты единственный, кому я еще могу доверять.

Девушка промакивает полотенцем лоб братика.

– Крепись, малыш.

Она поправляет одеяло и собирается уйти.

Рука брата останавливает. Его тонкие пальцы с недетской силой сжимают сестре руку.

Дима открывает глаза.

Он ничего не говорит. Просто смотрит на сестру.

Вика знает этот взгляд. Уверенный, требовательный, строгий. Ее братик каждый раз так смотрит, когда хочет чего-то от сестры. Новую машинку, набор солдатиков или ее фотоаппарат.

Знакомый взгляд, но что-то в нем есть необычное.

– Воды?

Мальчик мотает головой.

– Хочешь, чтобы я осталась и посидела еще?

Мальчик вновь мотает головой и по его щекам начинают течь слезы.

– Тогда что?

Вику обдает холодом. Она догадывается, без слов знает, о чем умоляют слезящиеся глаза брата.

– Нет, – говорит Вика дрожащим голосом. – Нет-нет, – повторяет она, и у нее тоже проступают слезы.

Димка просит разрешения умереть. Он хочет, чтобы его любимая сестра помогла ему.

Вика плачет. Она всхлипывает.

Все ее показное безразличие смывают слезы. Она любит брата. Ей не все равно. Гадкие мысли о том, что ее заботит лишь ее собственный ребенок, выветриваются из головы. Обмануть себя не удастся. Слезы льются нескончаемым потоком. Девушка сжимает руку братика.

– Ты чего? Малыш. Ты поправишься. – Вика старается улыбнуться, отчего начинает плакать еще сильнее. – Не сдавайся. Я рядом, Димочка.

Димка двигает губами, но звука нет.

Вика мотает головой.

Ее рот беззвучно отвечает братику «нет-нет».

Димка закрывает глаза.

Он поворачивает голову к стене. Его еще сильнее трясет. Девушка знает, что ее брат не хочет плакать и не хочет видеть, как переживает сестра.

Вика выбегает из комнаты.

Она не выдержит.

Она сломается.

Она.

Она… Она взрослая. Будущая мать. Как она собирается заботиться о своем ребенке, если сейчас не сумеет помочь брату?

Вика берет себя в руки. Вытирает лицо и возвращается в комнату. Движения у нее уверенные.

Девушка больше не сомневается.

– Братик, тебе плохо. – Ее голос больше не дрожит. – Ты измучен. – Ее слова пропитаны жестокой правдой. – И дальше тебе станет только еще хуже. Такова правда.

– Это справедливость, – отвечает Димка грубым мужским голосом.

Вика не может рассуждать. Ее мысли рассеиваются, как свет от фонаря в тумане. В ее руке появляется подушка.

– Истинная справедливость, – добавляет Димка чужим голосом.

Вика медленно идет к кровати и рассуждает вслух:

– Ты хочешь, чтобы я сделала это. Я вижу. Ты об этом просишь. Хочешь прекратить мучения.

Вика садится на край кровати и смотрит в мутные глаза брата. Его пальцы вцепились и сжимают край мягкой простыни.

Он готов.

– Я тебя очень люблю. И я знаю, ты прав. Так будет лучше.

Ее рука останавливается над головой брата. Одно движение, и братик задохнется под мягкой, квадратной, сшитой мамиными руками из лоскутов ткани подушкой.

– Прощай, Дим.

Мальчик закрывает глаза и с силой жмурится.

Вика двумя руками прижимает подушку к голове брата. Его ослабевшее тельце практически не сопротивляется. Димка слегка дрожит и, судя по мычанию под подушкой, пытается сделать вдох.

– Ты сама решаешь. Человек не рождается ни плохим, ни хорошим. Отыщи собственные мысли.

Вика замирает.

Она слышит новый голос. Приятный, успокаивающий. Судя по тембру, говорит подросток, у которого только сломался голос. Этот голос просто звучит в голове. Вика не произносит слова, они сами откуда-то рождаются.

Голос звенит в воздухе.

– Огонь показывает образы, но только тебе решать, что они значат.

Вика словно очнулась ото сна.

– Что я делаю? Нет. Прости, – торопливо произносит Вика и убирает руки от братика.

Димка делает глубокий вдох.

Его губы успели посинеть. Лоб побледнел. А разочарованные глаза слезятся и смотрят на сестру.

– Это неправильно.

– Это справедливо, – хрипит рот Димки.

– Нет.

Вика торопится уйти из комнаты. Она чувствует, как накатывает ненависть. Она опять ненавидит брата. Хочет его смерти.

– Нет-нет, – повторяет Вика и подпирает спиной дверь с обратной стороны.

Она опускается на пол и закрывает лицо руками.

Столбик с ленточками.

– Мы на месте, – говорит Амай и показывает на разноцветные лоскутки. – Это и есть гора шамана.

Проводник говорит, что дальше нужно идти пешком. Священные места нельзя осквернять шумом двигателя.

Мы оставляем ржавый снегоход.

Поднимаемся по сугробам.

На самом деле наверх не ведет ни одной тропинки. Возможно, я просто не могу разглядеть их в темноте. А возможно, Амай прав, и шаман как по волшебству прилетел на гору.

До нас доносятся глухие ритмичные удары. Два медленных, два быстрых. Это шаман бьет в свой бубен.

Тук-тук. Тук-тук.

Два медленных, два быстрых.

Сомнений нет, Сэлэмэ где-то на горе.

С каждым шагом удары становятся громче, и я могу отчетливо почувствовать запах костра.

Поднимаемся выше.

Ветер здесь заметно сильнее и холоднее, чем внизу. Хорошо, что я послушался проводника и оставил под национальной свою одежду.

Я вижу вдалеке желтые огоньки. Двигается маленькая черная тень. Это шаман ходит вокруг костра.

Ускоряю шаг.

Не могу понять, откуда взялись силы, но я обгоняю Амая.

Приближаюсь к священному месту.

Уже с такого расстояния я могу почувствовать тепло от огня.

Шаман пританцовывает. Он набирает горсть снега, бросает в сторону. Затем кружится, бьет в бубен. Падает, поднимается, снова набирает снег и бросает на этот раз в другую сторону.

Я подошел достаточно близко и теперь могу рассмотреть детали.

Сэлэмэ обходит вокруг костра, стучит необычной щеткой в огромный бубен с нарисованным на нем оленем.

Он поднимает связку колокольчиков и трясет ими над землей, затем поднимает руки вверх, и тоненький звук разлетается над головой.

Шаман поднимает с земли и складывает что-то в железную тарелку. Он ставит посуду со странным содержимым у костра и кланяется.

Он набирает пепел в кулак и дует им на огонь.

Шаман умывается пламенем. Набирает руками жар и растирает по своему лицу.

Я просто смотрю. Не могу пошевелиться.

Таинство завораживает.