– Полагаю, Вы дали к тому повод. Если Вы желаете спастись, скажите правду.

– Правду? Какую правду Вы желаете услышать? Правду о том, что я презираю эту банду мерзавцев, посмевших…

– Сударыня, прощайте…

Оболонский галантно склонил голову, коротко, на равных; вежливо улыбнулся и неторопливо пошел к своей лошади.

– Эй, Вы куда? Вы же не можете так!..

Впервые в голосе прорезался нешуточный испуг.

– Не могу? Почему? – равнодушно поинтересовался тауматург, – Я пообещал этим людям найти чудовище, похитившее их детей. Им удобнее считать, что это были Вы. А поскольку Вы не желаете даже оправдываться, будем считать, что они правы. Таким образом, я исполнил свое обещание. Прощайте, сударыня. Я слышал о том, что обычно разгневанные селяне делают с ведьмами, которые творят зло. Не стану Вас пугать, но думаю, что больше с Вами мы не увидимся. Местным властям об инциденте докладывать я не стану.

– Да как Вы смеете! Вы же дворянин, я знаю. Как Вы можете оставить меня так этим…

– Сударыня, прежде всего я – дипломированный тауматург на службе Ее Светлейшего Высочества Великой княгини Анны Тройгелонки и призван бороться с магами, преступившими законы магические и человеческие. Итак, сударыня, что Вы сделали такого, отчего эти люди посчитали Вас незабвенной Любелией-Белькой?

– Что я сделала? – вдруг издевательски расхохоталась пленница, – Посмотрите же на них, они свихнулись от страха! Мне достаточно было только немного пугнуть их, так они и вовсе в штаны наложили! Я не знаю, кто и зачем крадет их детей, и я не делала этого, но посмотреть на то, как их корчит от страха, стоило! Ненавижу! Трусливые душонки! Овцы тупые! Если бы моего ребенка украли, я бы не сидела и не блеяла, как трусливая овца, я бы весь лес перерыла, нашла мерзавца и на кол насадила. Собственноручно! А эти? Они же тени собственной боятся, ждут, пока кто-то за них все сделает, ну как тут было не позабавиться?

– Вы решили, что назваться Белькой было бы забавно? Что ж, смеяться над чужим горем и вправду потешно.

– А не Вам меня стыдить, – надменно вскинула подбородок женщина, – Я не стану оправдываться перед всяким… перед Вами.

– Отпустите ее, – устало махнул рукой тауматург.

– Отпустить? – подскочил Олекса, привычно выставляя вперед топор, свое грозное оружие.

– Это не она, ты же слышал.

– Поверить ей на слово?

Оболонский кивнул.

– Внутри этого круга она, как и вы все, соврать не может. Раз она сказала, что не трогала ваших детей, значит, так оно и есть. Умолчать – да, но не соврать. А если она ведьма, выйти из круга не сможет – она просто сгорит на границе. Как факел. Тот, кто дал вам это, разве не объяснил, что может случиться?

Мужики внутри круга вздрогнули, со страхом поглядывая на почти незаметную плетенку. Олекса немного подумал, затем молча кивнул, жестом разрешая развязать веревки.

Освобожденная пленница нервно отряхнулась, одарила своих пленителей мрачным многообещающим взглядом, прошла вперед и замерла перед травяной плетенкой. Гордо вскинула подбородок и решительно переступила границу круга. Сзади раздался шумный выдох разочарования.

– Сударыня, – подсаживая женщину в седло, тихо сказал Оболонский, – не стоит мстить этим людям, они обезумели от горя. Несмотря ни на что, я верю, что у Вас доброе сердце.

– Вот как? И это говорит тот, кто собирался оставить меня им на растерзание?

– Мне нужно было доказать, что Вы не виновны.

– Значит, теперь Вы мне верите?

– Но Вы же не будете отрицать, что сами дали повод Вас подозревать?

– Я не могу так это оставить, – с сомнением покачала головой женщина и шляпка, кое-как пришпиленная к волосам, весело закачалась и сползла на ухо, – Кметы напали на дворянку. Их нужно наказать.

– Они и так наказаны – у них забрали детей. Возможно, публичное извинение…

– Возможно, – перебила она, склонила голову набок и прищурилась, глядя на Оболонского, явно прикидывая нечто забавное. Улыбнулась, и улыбка не предвещала ничего доброго, – с Вами во главе. Третьего дня. И придумайте что-нибудь, чтобы меня развлечь. Мне здесь до смерти скучно. Постарайтесь мне понравиться, тогда и я буду снисходительна к этому сброду.

Женщина энергично тряхнула поводьями и ускакала, сопровождаемая своими едва оклемавшимися телохранителями.

Константин знал, кто она, но это нимало не приближало его к разгадке Хозяина. Даже наоборот. Он думал, что найдя кого, кто играет на страхах возрождения былой легенды, тем самым выйдет и на Хозяина, но расчет оказался неверным. Связи между ними не усматривалось. Одно стало ясным – никакой новообращенной Бельки не было. Скучающая дворянка придумала ее в качестве развлечения, чем породила массу слухов и посеяла зерна ужаса и паники. Вряд ли ее забавы зашли дальше слов и пустых угроз, но наверняка она не ожидала, что даже за пустые слова придется ответить. И трудно сказать, к чему бы это привело, не вмешайся Оболонский вовремя…

Константин долго смотрел вслед уехавшей женщине, пока вдруг не заметил краем глаза движение слева. В узком просвете между листвой мелькнула чья-то широкая темная юбка, кого-то невысокого и толстенького, как колобок. Мелькнула и бесшумно исчезла, не задев ни листочка, ни веточки. Константин не бросился ей вслед, а лишь понимающе нахмурился. Теперь была понятна и настойчивость кметов, и их осведомленность, и даже неспешность. Они ждали подмоги. Обычно люди весьма осторожны с теми, у кого есть магический дар, неважно какой, сильный или слабый. Никому не хочется получить на свою голову разряд молнии, будь то настоящая молния или угроза это сделать. На то, чтобы схватиться один на один с ведьмой, духу бы их не хватило, но вот стой за их действиями неизвестная тауматургу фера Омелька… Да, только опытная фера могла сплести столь хитроумную ловушку-плетенку, внутри которой на пару часов любой маг теряет всю свою силу и не может выйти наружу, пока действие заклятья не закончится. Оболонскому повезло – воспользовавшись незнанием кметов, он выскользнул из ловушки, но не опоздай, подойди Омелька вовремя, он был бы перед ней абсолютно беззащитен, и еще неизвестно, чем бы дело закончилось. И все-таки фера решила остаться в стороне. Не решилась связываться с тауматургом? Поверила в невиновность неизвестной из дома Меньковича?

Константин понимал, что встретиться со столь успешно скрывающей свое существование местной колдуньей ему придется, может, не сейчас, но обязательно придется. У них явно есть, что сказать друг другу. И на этот случай добрых слов у него в запасе завалялось не много…

С рассветом отряд был разбужен птичьим гамом. Не тем гамом, что устраивают птицы на заре, зачиная новый день, но возбужденным криком: враг идет.

Враг явился кое-как препоясанный толстой бечевой, порядком измазанный грязью, с клюкой и злостью в глазах. Рыжеватые усы обычно добродушного плутоватого Базила обреченно поникли, космы светлых волос влажно облепили лоб, костяшки пальцев, сжимающих посох, побелели.