От перспективы выглядеть более сексуальной по ее телу прошла дрожь. Это удивило ее почти так же сильно, как и вообще сама мысль о столь радикальной перемене. Всю свою жизнь она старалась выглядеть дурнушкой и серой мышкой. Почему же у нее сердце пустилось вскачь при одной мысли стать более привлекательной?

Она вызвала в воображении лицо Паркера Рейнольдса.

Не ради него, решила она. Паркер стал совершенно невыносим.

И еще она подумала, что не повредит заступить на новую работу с новым имиджем — смелой, уверенной в себе, привлекательной женщиной. Она покажет Паркеру, что не нуждается в его дружбе. А кроме того, будет выглядеть современной, как и другие его знакомые женщины…

— Пойдем, — сказала Хоуп, кидая в мусор недоеденный сандвич и пластиковый стаканчик. — Я тоже сделаю себе прическу.

— Но…

Хоуп уперла руки в бока.

— Ладно, не важно, — проворчала Фейт и пошла за сестрой к выходу.

— Боже мой! Я выгляжу так… по-другому, — сказала Фейт, уставившись на себя в зеркало в ванной.

Хоуп стояла у нее за спиной, наблюдая за реакцией. Она считала, что Фейт выглядит замечательно — посвежевшей и обаятельной. Подстриженные каскадом песочные волосы придавали ее лицу модный и современный вид — она стала похожа на девочек-подростков, которых Хоуп видела в молле в Сент-Джордже.

Приятно видеть, что сестра походит не на измученную домохозяйку средних лет, а на нормальную девушку.

— Тебе не нравится? — спросила Хоуп у Фейт. Фейт сморщила нос:

— Не знаю. Так я выгляжу гораздо моложе.

— Тебе всего восемнадцать.

— Но чувствую я себя гораздо старше.

Хоуп и сама не помнила, когда чувствовала себя юной.

— Возможно, мы родились уже старыми. Но не стоит обращать на это внимание. По-моему, это однозначно шаг вперед, — сказала она, хотя насчет себя не была так уж уверена.

— У вас очень красивые глаза, просто поразительные, — сказала ей парикмахер перед началом стрижки. — Вы совершенно правы, что хотите подстричься. Это придаст вам драмы.

Хоуп хотелось большей сексуальности, но драма показалась ей очень подходящей к случаю.

— Хорошо. Если вы считаете, что так будет лучше, — сказала она.

Парикмахер радостно улыбнулась и выхватила ножницы.

— О, так точно будет лучше. Вот увидите, когда я с вами закончу.

И вот теперь она могла лицезреть конечный результат.

— Тебя, по крайней мере, не так коротко подстригли, как меня, — сказала Хоуп.

Фейт перевела взгляд на ее отражение.

— Когда ты согласилась, я подумала, что ты совершаешь ошибку, — сказала она, склоняя голову к плечу. — Но сейчас понимаю, что парикмахер знала, что делает.

Хоуп пожевала губу, оценивая перемены в своем облике.

— Думаю, не так уж и плохо.

— Вообще не плохо. Хорошо. Так ты выглядишь более… изысканной.

Быть изысканной лучше, чем дурнушкой. Все, что угодно, будет лучше.

— Я в любом случае не собираюсь об этом переживать. Отрастут. — Хоуп пожала плечами и отвернулась от зеркала. — Пошли. Поможешь мне вытащить кроватку с заднего сиденья. Боюсь, мы будем собирать эту чертову штуковину до самых твоих родов.

— Мы еще собираемся в Таос за тканью? — спросила Фейт, когда они направились к холлу.

— Поскольку ты не разрешила мне купить одеяльце в детском магазине, придется поехать.

Хоуп придержала перед сестрой входную дверь и улыбнулась окутавшему ее аромату почвы и зелени. «Мы правильно сделали, что приехали сюда, — решила она. — Здесь мы сможем начать все заново. И в конце концов забудем о прошлом».

— Одеяльце было слишком дорогое, — сказала Фейт.

Хоуп пошла по широкой подстриженной лужайке, несколько затененной для хорошего газона с густой травой.

— Здешние магазины нацелены на туристов. Но оно было такое милое, с крошечными лошадками-качалками…

— Я сама могу сделать одеяльце для своего ребенка. Хоуп хорошо понимала ее чувства. У нее самой руки чесались шить, вышивать крестиком, раскрашивать и так далее. Последние десять лет она приспосабливала дом для себя, целыми часами занимаясь наведением уюта. И сейчас, когда все ее вещи стояли запакованными на складе, она лишилась этой части своей жизни. Шить детское одеяльце будет в радость им обеим.

— Завтра суббота, — сказала она Фейт. — Может, после магазина тканей поискать хорошую гаражную распродажу и…

Она замолчала, когда мимо них проехали две девочки на велосипедах. Одна светловолосая, с прической-хвостиком, а другая с темными длинными волосами. Обе девочки были по возрасту как Отем.

Хоуп слушала их веселые голоса — они смеялись и разговаривали, и нежданными пришли вспоминания о сне, что снился ей прошлой ночью…

«Мамочка! Мама!»

У Хоуп внутри все перевернулось, когда она узнала голос дочери. Она заметалась по какому-то парку, в отчаянии обыскивая каждый закоулок, пока, наконец, не увидела свою темноволосую девочку сидящей на качелях. Та отталкивалась ногами, одной рукой держалась за цепь, а другой махала Хоуп: «Здесь! Мамочка, я здесь!»

Дрожа от волнения, Хоуп заторопилась к ней и увидела, что ребенок похож на нее как две капли воды. С расстояния Отем казалась счастливой и любимой. Но, подойдя ближе, Хоуп увидела, что девочка, только что называвшая ее мамой, на самом деле грязная и растрепанная. Волосы спутались, платье порвано. И она такая худенькая, слишком худенькая…

Ее дочь росла не в любви и заботе, как она всегда верила и надеялась. Может, Отем даже жила на улице в грязи и нищете.

Хоуп испытала невероятный прилив гнева. Гнева на тех, кто плохо заботился об Отем, и на саму себя, за то, что отдала свою дочку чужим людям. Но, кроме того, она еще чувствовала облегчение, что в конце концов нашла Отем. Возможно, теперь они смогут начать все сначала. Дочка явно нуждалась в ней.

«Не волнуйся, Отем! — крикнула она. — Теперь мамочка будет рядом. Я позабочусь о тебе, малышка. С этого момента ты не будешь ни в чем нуждаться».

Но Отем только загадочно улыбалась и продолжала качаться. Хоуп стояла рядом с качелями и просила ее остановиться. Но та только качалась и что-то тихо бормотала себе под нос…

— Хоуп? Что случилось? — Фейт тряхнула ее плечо. Хоуп моргнула и увидела обеспокоенное лицо сестры.

— Ничего. Со мной все нормально, — ответила она. Только это было неправдой. Сердце Хоуп стучало, как молот, и она чувствовала такую всепоглощающую беспомощность, какой раньше не знала.

Фейт нахмурилась и посмотрела на девочек-велосипедисток:

— Это из-за них? Они тебе что-то сказали?