— Трудно сказать. Они не вдавались в детали. Фейт пыталась уехать от мужа, и ему это не понравилось. Я знаю только это.

— Хоуп сказала, что жила в Сент-Джордже. Не в Супериоре.

— Она только пару недель назад впервые за все время там побывала.

— Это хорошо, — сказал Паркер, чувствуя заметное облегчение. — Значит, она устроила свою жизнь отдельно от Супериора. Да, может, из ее родных в Сент-Джордже никто не ждет, но как насчет работы? Она же должна как-то зарабатывать деньги.

— Она была сестрой-акушеркой в больнице «Велли Хай», но, уезжая из города, уволилась.

Слова Лидии здорово уменьшили облегчение Паркера, но он не желал так легко сдаваться.

— Это ничего не меняет, — настойчиво произнес он. — Если они сейчас в бегах, то вряд ли останутся здесь дольше, чем мы первоначально думали. Они вернутся в Сент-Джордж или уедут куда-то еще.

— Понятия не имею, что они будут делать.

Лидия пересекла комнату и поправила на стене картину. Она была написана в стиле импрессионизма и изображала женщину, которая укачивает ребенка в колыбели.

— Но если хоть что-то выплывет наружу, это уничтожит «Дом рождений», — сказала она, не отрывая взгляда от картины. — Безусловно, мы с тобой именно этого и заслуживаем. Но мне ненавистно, что с нами будут страдать и невинные. — Она в конце концов повернулась к Паркеру. — Например, Далтон.

— Никто ничего не узнает, — сказал тот. — Я десять лет души не чаял в сыне и не собираюсь его терять.

Ночью поднялся ветер, и ветки деревьев зашумели, царапая стены и окна домика в горах. Хоуп несколько раз просыпалась, но потом снова засыпала. Правда, сквозь сон она все равно слышала бурю, и это нашло отражение в ее кошмарах.

— Что-то не так? — спросила Фейт. Она вошла на кухню, шаркая ногами в шлепанцах, что они купили ей накануне, после отъезда из родильного центра.

Хоуп размешивала в чашке с кофе очередную ложку сахара.

— Все нормально.

— Ты выглядишь усталой. Ты вообще спала?

— Немного. Мне постоянно что-то снилось.

— И что именно?

Ей снилось лицо Эрвина, прижавшееся к окну домика. Эрвин, который потом пытался выбить плечом дверь. Но не этот сон больше всего тревожил Хоуп. Ее тревожил сон об Отем.

— Много всего, — ответила она. — Ты же знаешь, какими бывают сны — как калейдоскоп.

— Это, наверное, из-за того, что твоя жизнь очень изменилась. После того как я вернулась с тобой в Сент-Джордж, ты все потеряла.

Хоуп потеряла дом и работу, но не так уж сожалела о них. По крайней мере, не настолько сильно, как думала. Теперь рядом с ней была Фейт, и Хоуп осознала, что все эти годы в Сент-Джордже были для нее бегом на месте, по крайней мере в эмоциональном плане. Она заглушила боль рутиной и решимостью достичь цели. Сейчас она снова ощущала ее, а еще тревогу и чувство потери, но радовалась возможности о ком-то заботиться.

— Мне здесь нравится, — призналась Хоуп и постаралась отвлечься от недавних кошмаров. Пара снов, даже таких неприятных, были небольшой ценой за то, чтобы Фейт и ее малыш оказались в безопасности. — А ты, Фейт? Тебе хорошо в Инчантменте?

Сестра села за стол, сложила руки на выпирающем животе и вытянула ноги в домашних тапочках.

— Ты же знаешь, я чувствую себя виноватой, что уехала от мамы, Черити, Лари и Сары. Но чем больше времени я провожу вдали от Эрвина, тем сильнее чувствую… — она удивленно покачала головой, — почти опьяняющую свободу. И все больше мысль о возвращении вызывает у меня… тошноту.

— Тем не менее не надо так сильно переживать о том, что о тебе подумают другие, — сказала Хоуп.

— Что ты имеешь в виду?

— Тебе не стоило вчера говорить Лидии, что твой ребенок не является незаконнорожденным.

— Мой ребенок им и не является. Я вышла за Эрвина замуж, прежде чем прийти к нему в постель.

— С точки зрения закона это не брак, Фейт.

— А с моей — брак.

— Я это понимаю. Но ты же не будешь всем подряд объяснять, что ты из общины многоженцев в Супериоре.

— А почему нет? Ты же только что сказала, что меня не должно волновать, что обо мне подумают.

Звякнув ложкой о чашку, Хоуп стала размешивать сливки. Как же объяснить Фейт, что с прошлым лучше порвать полностью?

— Обычно это так и есть, — сказала она. — Но тебе надо еще уметь защищать себя. Ты же не хочешь, чтобы в тебе видели ненормальную, а по твоему запятнанному прошлому судили твоего ребенка.

— Именно потому, что пекусь о репутации моего ребенка, я и не хочу, чтобы кто-то считал его или ее незаконнорожденным.

— В наши дни мало кто сторонится внебрачных детей или одиноких матерей. — Хоуп положила ложку. — Давай сделаем проще. Среди восемнадцатилетних девушек редко, но все же бывают разведенные. Почему бы тебе не говорить окружающим, что ты развелась?

Фейт подалась вперед:

— Хочешь сказать, что я должна лгать?

Хоуп попыталась придумать, как сделать это для сестры более приемлемым.

— На самом деле нет, — сказала она. — Я просто считаю, что тебе не обязательно рассказывать об Эрвине и своей предыдущей жизни. Лучше иметь готовую историю на случай, если кто-то спросит.

Фейт стала крутить в руках подставку для посуды.

— Готовую историю. То есть ложь. Похоже, подсластить пилюлю уже не удастся.

— Думаю, что да.

— Ложь — это грех.

— Я знаю.

— И считаешь, что это не имеет значения?

— Имеет. Но гораздо большее значение будет иметь то, что ты забудешь все, что было с тобой в прошлом, и расчистишь себе дорогу в лучшее будущее. То, что было в Супериоре, никого не касается.

Наступило молчание.

— Фейт?

— Действительно, никого не касается, — спустя несколько секунд признала Фейт.

— Почему бы тебе не сказать, что ты жила в районе Солт-Лейк? И это даже не будет натяжкой, поскольку ты действительно там бывала. А если кто-то захочет подробностей, можно сказать, что ты только что закончила школу «Мюрей Хай».

— Но я уже сказала правду Лидии.

— Ей можно. И я с ней поговорю. Только больше никому, ладно?

Снова продолжительное молчание.

— Ты меня понимаешь? — спросила Хоуп. — Мы ведь на одной стороне?

Сестра в конце концов кивнула, и Хоуп почувствовала, что улыбается. Фейт была сильнее и взрослее, чем она могла мечтать. Даже если она была несколько излишне пай-девочкой.

— Отличная работа! — Она понимала, что подгоняет удачу, но не удержалась и добавила: — И еще мне кажется, что тебе стоит снять старомодное платье, которое ты таскаешь на себе все время, и надеть то, что мы купили тебе в Сент-Джордже.