Я присела на узкую кровать сестры. В комнате чисто. Убрано. В разы лучше, чем в квартире отчима.

Муж тёти Светы не имел привычки выпивать. Да и в целом хороший мужик. Повезло им.

— Пирожок, у меня на носу соревнования, — смотрю ей в глаза. От своих оправданий становится горько и тошно.

— У тебя всегда на носу соревнования, — задирает подбородок. Точь-в-точь как я. Губы непроизвольно растягиваются в улыбку. Ловлю её руку. Словно телесный контакт поможет наладить эмоциональный.

Не отдёргивает, уже хорошо.

— Да, я дрянь, Ань. Оставила тебя здесь одну.

У самой почему-то на глаза наворачиваются слёзы. Она маленькая. Крошечная по сравнению со мной. И я всегда была для неё глыбой. Стеной, на которую можно опереться. Только кажется, что я уже, как Пизанская башня, стою в наклоне.

— Ты не дрянь, — у девочки в ответ тоже глаза на мокром месте. Она так чувствует мои эмоции, что порой кажется, мы с ней сиамские близнецы.

Робко обнимает меня за шею. И я её со всей силы прижимаю к себе.

Когда она была далеко, моя тоска по ней угасала. И казалось, что так проще жить. Меньше переживаний и боли. Но вот увидела, и сердце разрывается на куски.

Волосы пахнут клубничным шампунем. Вдыхаю этот запах глубоко в лёгкие.

— Прости, родная. Я тебя не брошу, — заверяю ломающимся от слёз голосом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Не хочу её обнадёживать. Говорить, что поищу для нас квартиру и улажу вопрос с опекой. Скоро суд.

Боюсь дать ей ложную надежду. Если что-то пойдёт не по плану, я потом ни себя, ни её не соберу.

— Как у тебя дела? — спрашивает, по-прежнему не отпуская.

Мы улеглись на её кровати. И я рассказала всё.

Про работу уборщицей. Про Та́ми. Про Патимат. Про тренировки.

А ещё про Ратмира.

— Тебе он нравится? — сестра лежит на животе, упираясь ладошкой в подбородок. Смотрит невинными глазами.

Почему-то она не спросила, нравится ли мне Та́ми, а зацепилась именно за Ратмира.

Перевожу взгляд на потолок и выдыхаю, надув щёки.

— Нет, я его терпеть не могу, — отвечаю и понимаю, что ни слова правды не сказала.

Слишком много Сабурова стало в моей жизни. Даже если его нет рядом, я всё равно думаю о нём. Фантазирую, как стану крутой, а он будет за мной бегать. Выиграю все на свете соревнования и окажусь для него недосягаемой. И тогда он пожалеет о том, как вёл себя со мной.

И чёрт возьми, эти мысли подстёгивали заниматься лучше. Больше.

Я решила, что должна получить свободу от него. Пока я в его власти, он не будет считать меня равной себе.

Просто девочка на побегушках.

И всё бы хорошо, если бы не одно «но».

Не знаю, что именно случилось. Может, повлияла сцена перед гостями, каким-то образом дошедшая до мачехи Ратмира. После которой она решила, что для Ратмира моё существование ничего не значит. Но с его отъездом она словно с цепи сорвалась.

Едва держась на ногах, я приезжала с тренировок, и она стояла надо мной как цербер, отдавая приказы.

Их дом просто огромный. И, чувствуя себя грёбаной Золушкой, я выдраивала каждый его уголок. А упрямство не позволяло послать её подальше.

Уверена, что любимая племянница тоже подливала масла в огонь.

Мадина кружила надо мной, пытаясь разозлить. А я не злилась. Мне было её жаль. Если Сабуров ей что-то обещал в плане замужества, то её жизнь с ним превратится в ад. Готова голову дать на отсечение, что он не забросит своих шалав, после того как перейдёт в статус мужа.

Я настырно выполняла все поручения.

Думала, что докажу ему что-то. А возможно, так на меня подействовал конверт с деньгами. Не хотелось считать, что принимаю подачки.

В лепешку расшибусь, но отработаю каждую копейку.

Вышла после тренировки. Всё болело. Тело не успевало восстановиться. Слишком мало сна и отдыха. Мозг тоже работал вполсилы, обрабатывая информацию, как старый допотопный компьютер, зависая раз в пять минут.

Мачеха Ратмира, которую, как стало известно, звали Фатима, заездила меня в прямом смысле слова. Впервые в жизни мне казалось, что глупо молчать и не показывать нрав. Но упрямство пересиливало.

На улице мороз. Не такой, как где-нибудь в Воркуте. Московские зимы — это нечто особенное. Утром тепло, днём холодно, а вечером хочется душу отдать за то, чтобы притулить зад к тёплой батарее. Но, честно говоря, я терпеть не могла кутаться в сто одёжек.

Вот и стояла на парковке недалеко от спортшколы, дрожа как осиновый лист. Курила завалявшуюся на дне рюкзака последнюю сигарету и морально готовила себя ехать в этот серпентарий. Наверняка госпожа Фатима и племянница спят на своих дорогих матрасах, свернувшись клубком.

Странное чувство не отпускало уже пару минут. Возникнув сначала где-то между лопаток и, пробиралось дальше по позвонкам. Будто следят за мной.

В голову сразу пришла мысль, что Ратмир где-то поблизости. Впрочем, с чего бы ему за мной шпионить? С его отъезда прошло уже больше недели. Жизнь потеряла краски. Стала серой. Скучной. Я поняла, что каждый день ждала встречи с ним. Хотя бы просто для того, чтобы на мгновение поймать его взгляд.

И меня это пугало. Слишком напоминало зависимость.

А самое противное, что ему на меня плевать.

В одном из рядов замигали передние фары и тут же погасли. Чёрный тонированный Гелик. Даже лобовое стекло затемнено. Пялюсь, силясь рассмотреть, кто за рулём. Но тщетно.

Однако стойкое ощущение, что на меня смотрели именно из этого авто, не покидает.

Жизнь меня ничему не учит. Слабоумие и отвага — моё всё.

Докуривая по пути сигарету, я направилась к крутой тачке.

Хоть бы Ратмир.

Постучалась в окно со стороны водителя. Сердце на мгновение изменило мне, нарушив спокойствие. Застучало чаще. Сколько бы не врала себе, но я предвкушала встречу с Ратмиром. Жаждала её.