Тарелка как была полной, так и осталась… Даже не притронулась.

– Хватит, мамочка, Настенька очень скромная девушка, а ты её сразу смущать. Пусть привыкнет немного, освоится. Мы с Настей уверены друг в друге. И наша жизнь, наши отношения – это наше дело. Так что не приставай!

– Извините. Что-то мне не очень хорошо… Я отлучусь на минутку, – Неожиданно в их бурную перепалку Настя вмешалась, которая неуверенно с места приподнялась и, пошатываясь, в сторону лестницы направилась.

– Смотрите-ка! Совесть не выдержала… я ж говорила! Все твои куклы одинаковые! Лучше бы с Виолеттой моей познакомился. Твоего возраста дама, проверенная. Вразумился бы уж на зрелость лет, а не этих соплячек деньгами подманивал… Груди есть, ума не надо! Яда крысиного разок сыпнул в кашу и всё! Прощай, империя наша…

Мне надоело слушать эту херню полоумной мумии. А ещё ноги жутко чесались вдогонку за несчастьем моим личным броситься.

Не удержался. С места сорвался, когда шлепок со стороны лестницы услышал. Будто упало что-то. Или кто-то…

– Эй, ну а ты куда? – гаркнул отец.

– Живот чё-то разболелся.

Чувствуя опасную ломоту в теле, я быстро вскочила со стола и в комнату побежала. Разумом я прекрасно понимала, что мне нужно было хотя бы пару ложек пюре съесть, но я не могла… как только подносила вилку к губам – меня тотчас же начинало мутить. Мне казалось, что здешняя еда отравлена. Как и общая атмосфера застолья. Как и взгляды родственников, ядовитыми кинжалами проникающие в самую душу. Особенно мне не понравились намерения матери Константина по отношению ко мне. Похоже, я раздражала тут абсолютно всех. Только вот не пойму, чем? Но больше всего, естественно, Алексея…

Когда он появился в обеденной зале, сначала я его не узнала. Изменился. Всего за два дня. Колоссально изменился! Было в его внешности что-то такое, что будоражило, опьяняло и одновременно пугало. Вместо привычной укладки – волосы небрежно взъерошены, на некогда гладком лице – лёгкая брутальная щетина, из одежды – чёрная майка, лямка которой небрежно упала на одно плечо, оголяя татуировку, и свободного пошива джинсы, поверх которых на бёдрах он завязал кожаную куртку. Глаза бешеные, огнём горят, а во рту – жвачка.

Как мальчишка… Наглый, бессовестный мальчишка! Стал ещё большим поганцем, чем был. Его мощная, необузданная энергия била опасным вихрем, сметая всё на своём пути. У меня даже ноги от страха подкосились, а воздуха в пространстве стало слишком мало. Мне захотелось под стол забиться и одновременно ему в объятия кинуться. Потому что соскучилась. Жесть как соскучилась! Потому что мне до разрыва сердца не хватало Алексея. Прежнего Алексея. Того самого, который меня от ублюдков в переулке защитил, который сына моего накормил и укол сделал… И мне до боли во всем сердце захотелось, чтобы и сейчас он меня спас. От этой бешеной, злобной семейки.

Первым делом, я бросилась к своей сумочке в поисках инсулина. Привычное состояние, которое я до ужаса ненавидела и пугалась, быстро охватило тело: в глазах потемнело, руки дрожали, то в жар, то в холод бросало…

Я села на кровать, ввела в шприц прозрачную жидкость. Но перед этим долго не могла в ампулу попасть. Дальше было ещё сложнее… Мои руки нервно дрожали.

На секунду я закрыла глаза, вдохнула. А когда открыла мысленно вскрикнула, ощутив чьи-то крепкие руки, обёрнутые поверх моих, дрожащих. Подняла голову – замерла. Сердце перестало биться, когда я встретилась с опасными глазами, в которых поселился вечный хаос.

Я задержала дыхание, а заодно и слёзы, пока он, осторожно коснувшись горячими подушечками пальцев живота, выхватил из моих рук шприц, уверенно проткнув иглой кожу, покрывшуюся ордой мурашек.

Через долю мне стало намного легче.

Но не из-за лекарства, а от возможности снова почувствовать заботливые руки на своём теле.

Мимолётное мгновение транса покинуло сознание, когда я поняла, что дверь закрыть забыла, когда спешила лекарство вколоть. Если вдруг Константин явится, или же того хуже, мамаша его чокнутая – нам конец. Я ведь тут в не пойми каком виде сижу… В кружевных полупрозрачных трусиках, на кровати, с задранной до самого подбородка юбкой. А Лёша напротив на корточках устроился и своим опасным, звериным взглядом до самых костей меня пожирает.

Я резко отдёрнула платье, намереваясь отодвинуться на самый край постели, но он лишь насмешливо фыркнул и с силой схватил меня за колено, вынуждая прикусить язык, дабы не закричать.

Больно.

Некогда мягкие пальцы превратились в ледяную сталь, цепкой хваткой сомкнувшись на моей ноге. Алексей грозно прорычал:

– Сегодня в полночь, у чёрного входа, тебя будет ждать такси. Забирай сына и вали, если жить хочешь. А отцу моему в записке покайся, мол, прости, но из-за денег с тобой быть хотела, а потом совесть замучила. С приютом я всё улажу. Детей в город вывезем и по детским домам распределим. Надеюсь, Настя, ты исчезнешь также быстро, как и появилась. А если ослушаешься… то, клянусь, взорву нахрен твой клоповник. Так что не будь эгоисткой! О сиротках подумай.

Зверь грубо пихнул меня на кровать, а сам в коридор направился, брезгливо сморщив нос при виде пеньюара, аккуратно висевшего на спинке стула, подаренного мне его же отцом. В этом жутком взгляде я безошибочно прочитала гадкую фразу:

“Шлюха! Ты, Настя – подлая, грязная шлюха”.

Моё сердце захлебнулось в крови.

– Вот, на дорожку. Будет лучше, если ты в какой-нибудь далёкой глуши затеряешься. В тайге, к примеру. Тут как раз и на дорогу, и на первое время хватит. А дальше не пропадёшь. Ноги ведь ты отменно раздвигать умеешь! Найдешь себе какого-нибудь отшельника безмозглого…, – Алексей грубо швырнул мне в лицо конверт, битком набитый деньгами.

Я не выдержала. Схватила вазу, стоявшую на прикроватной тумбочке, и со всей яростью в спину подонку запустила. Но гаду повезло… Он успел хлопнуть дверью прежде, чем получил возмездие.

* * *

Возвращаться к гостям не хотелось совершенно. Бездыханной мумией я просто лежала в кровати, носом уткнувшись в подушку, захлёбываясь в собственных слезах, потому что Алексей поставил меня перед фактом, приказав навсегда исчезнуть из его дома.

Я бы с радостью сбежала, вот только я не самоубийца. Меня разозлил тот факт, что он задумал с моими детьми сделать – как каких-то щенят по коробкам распихать. Если я не соглашусь на его приказ, то он… уничтожит приют.

Боже. И что мне теперь делать?

Шаг вправо, шаг влево – смерть.

И сын, и отец. Два яблока с одного дерева сгнившего. Оба детьми угрожают.

Но несмотря на эти гадости или угрозы… я по-прежнему не могла ненавидеть Алексея на все сто процентов, потому что знала, что меня обманом заставили разыграть перед ним и перед всей остальной семейкой проклятый спектакль.