думаю, что теперь мы можем рискнуть изготовлением линз, которые должны раскрыть нам загадочные тайны космоса.

– Мне кажется, – сказал я, – что линзы, которые вы, несомненно, собираетесь отлить из этого состава, должны быть ограниченного диаметра, поскольку, похоже, в ступке содержится не более кварты вещества.

– Вы ошибаетесь, – ответил он, – когда думаете, что я собираюсь отлить свои линзы из этого состава. Формование объектива вообще, независимо от того, насколько совершенной кажется матрица, оставило бы его подверженным множеству недостатков, которые сделают его оптически бесполезным, если его впоследствии не отшлифовать. Кроме того, как вы очень справедливо заметили, одна объективная линза, обрамленная из всей комбинации, которая находится там, не будет выгодно отличаться по размеру с линзами больших рефракторов в Вашингтоне или Цинциннати, и, соответственно, я нарушил бы один из основных постулатов, изложенных последним ночь, а именно, сбор света. Чем больше параллельных лучей мы сможем собрать от светящегося объекта, тем больше света мы получим в нашем проецируемом изображении при концентрации с помощью линзовидного воздействия. Самая большая из существующих линз не имеет и трех футов в диаметре и, следовательно, не имеет преломляющей площади в семь квадратных футов. Сейчас я буду иметь удовольствие показать вам объектив безупречной кривизны и абсолютно ахроматический, диаметром десять футов, площадью семьдесят восемь с половиной квадратных футов, с более чем в три раза большей площадью поверхности зеркала лорда Росса, использующего почти в десять раз больше собираемого света, чем этот гигантский отражатель, и использующего его таким образом, чтобы фактическая мощность комбинации во много тысяч раз превосходила его – лучший телескоп на земле. Я делаю последнее замечание намеренно, поскольку, как я уже говорил вам ранее, мои линзы не являются постоянными, но требуют переделки каждый раз, когда я их использую.

Я чувствовал, что сейчас совершенно бесполезно рисковать каким-либо комментарием к объяснениям моего хозяина. Я решил ждать событий и быть начеку на случай любого возможного несчастья. И все же мой опыт прошлой недели настолько сильно перевернул мои представления о физике, сформулированные в настоящее время научными догмами, что, признаюсь, я был готов почти ко всему. Мой хозяин вытащил свои часы, заметив, что уже десять минут четвертого и что мы должны максимально использовать темноту.

– Если вы понесете эту спиртовку, – сказал он, указывая на одну из них на столе, – я возьму ступку, и мы пойдем наверх.

Я сделал, как он попросил, и последовал за ним наверх, и через окно вылез на крышу дома, которая была плоской и просторной, занимая, насколько я мог судить, около пятидесяти квадратных футов. Небеса были такими же яркими, как в Калифорнии или Греции, и, с позиции дома, представляли собой чистый горизонт со всех сторон, кроме севера. С одной стороны, рядом с парапетом, я заметил деревянное сооружение кубической формы, напоминающее небольшой дом, передвигающийся на колесах, размером около десяти футов во всех направлениях, с одной стороны которого выступала труба длиной около двух футов на один в ширину, из центра вершины которого поднималась похожая трубка примерно такой же длины и диаметра, но заканчивающаяся чашеобразным сосудом значительных размеров. Подойдя к этому сооружению, я помог майору перевернуть его на восточную сторону крыши, и, открыв боковую дверь, мы вошли. В центре находилась небольшая печь, соединенная трубой с трубой в крыше, открыв боковую часть которой, майор попросил меня поместить внутрь спиртовку, зажечь ее и закрыть дверцу. На противоположной от упомянутой горизонтальной трубы стороне комнаты стояла вертикальная круглая рама, скрытая драпировкой, а в другом месте – бинокулярный прибор невиданных мною размеров, установленный на треноге, а рядом с ним – кресло-качалка. В кабине не было другого отверстия, кроме двери.

– Если вы сейчас пройдете со мной, – сказал мой хозяин, – мы приступим к изготовлению линзы.

Я я последовал за ним наружу, и мы вместе поднялись на крышу куба с помощью лестницы, майор забрался первым, а я передал ему ступку, когда он добрался до верха.

– Я думаю, что чашка теперь достаточно горячая, чтобы растворить смесь, – сказал он, ощупывая ее рукой и продолжая наливать в нее немного состава из ступки.

Я заглянул в чашу и увидел, что в ее дне есть крошечное отверстие, не намного больше отверстия табачной трубки. Когда примерно две трети вещества было введено, майор сделал паузу.

– Вот, – сказал он, – этого достаточно, чтобы построить десятифутовую линзу, такую большую, какую мы можем практически использовать в настоящее время.

Через две или три минуты вещество в чаше начало бурлить и пузыриться. Майор критически осмотрел её и попросил меня спуститься и прикрутить фитиль спиртовки в печи внизу. Я так и сделал, а по возвращении заметил, что из чаши теперь поднимается стекловидная сфера в форме пузыря, которая постепенно увеличивается по мере подъема.

– Все как надо, – заметил майор, – состав имеет надлежащую консистенцию, и через несколько минут у нас будет объектив. Я полагаю, вы понимаете смысл существования этого шара, – продолжил он, когда пузырь расширился и увеличился в размерах под воздействием нагнетаемого снизу горячего воздуха. – Вы видите, что он сформирован по тому же принципу, что и обычный мыльный пузырь, и, когда он достигает определенного размера, образует самую совершенную сферу в природе.

Сфера продолжала увеличиваться в размерах, пока не достигла диаметра, насколько я мог судить, десяти футов, когда майор повернул кран на трубе под чашей, заметив:

– Диаметр теперь настолько велик, насколько это необходимо, хотя я мог бы, при необходимости, увеличить его почти до такой же величины. Однако у меня не было бы места для объектива с большим фокусным расстоянием на моей крыше, шар, который вы сейчас видите, имеет фокусное расстояние в восемьдесят футов – больше, чем у телескопа лорда Росса.

– Но ваше изображение будет спроецировано в космос, – воскликнул я, – где вы не сможете рассмотреть его, потому что ваша крыша, кажется, не более пятидесяти футов в длину.

– Пятьдесят два фута – это протяженность, – ответил он, – но я отражаю свои лучи обратно от выпуклого отражателя на расстоянии сорока футов от моей линзы в это помещение, где они фокусируются трубкой, которую вы видели сбоку, которая содержит комбинацию линз, которая проецирует изображение на экран напротив, где вы сможете изучить его с помощью мощного бинокулярного микроскопа, который вы видели внутри.

К этому времени кристаллическая сфера, которая казалась красиво блестящей и прозрачной, по-видимому, затвердела и выглядела как шар из цельного стекла. Теперь майор потянулся к диафрагме из легкого металла, напоминающего японское олово, которую я раньше не заметил, поскольку она лежала на другой стороне стола, к которому