И, не дожидаясь нас с Агнессой, двинулся по коридору.

— Ну что, Агнесса Львовна, — я подмигнула Агнессе,с трудом подавляя желание двинуть ей в сухонький, измордованный десятилетиямидиссидентства бок. — Ночная кукушка дневную перекукует, а?

Агнесса задохнулась, но так и не нашла, что ответить. Онаповернулась на каблуках и устремилась вслед за сыном.

— Дементий! — хозяйским голосом крикнула я, иобразцово-показательный Дементий тотчас же вырос на пороге.

— Слушаю.

— Еще водки.

Дементий с видимым удовольствием плеснул мне водки, я стаким же видимым удовольствием выпила. Теперь, когда температура моей яростиподскочила сразу на сорок градусов, я была готова дать бой кому УГОДНО.

— Куда пошел хозяин? — спросила я.

— В кабинет.

— Проводи меня.

— Лихо начинаете, — заметил Дементий, впрочем, безвсякого осуждения.

Кабинет Лехи располагался в самом конце коридора, прямо подспальней, в которой мы провели такие незабываемые полтора часа. Час и двадцатьпять минут, если уж быть совсем точной. Дементий галантно придержал дверь, и яс трудом удержалась, чтобы не сунуть несуществующий кусок сахара в его собачьюпреданную пасть.

Первое, что я увидела, были “Всадники Апокалипсиса”.

Они стояли на специально оборудованной подставке и искусноосвещались маленькими мягкими софитами. Человек, расположивший “Всадников” вкабинете, видимо, знал толк в подаче картин. “Всадники” втягивали в себя всеокружающие предметы, как гигантская воронка, они изменили пространство кабинетасамым причудливым образом.

— Что скажете? — самодовольно спросил Леха.

— Ты все-таки купил ее, — прошептала я. АгнессаЛьвовна, совершенно обессиленная, сидела в кресле.

— Это целая эпопея, — воодушевился Леха.

Он подошел к “Всадникам” и осторожно повернул подставку.Рыжеволосая Дева Мария, мелькнув отворотами мантии, царственно вплыла вкабинет. И в который раз я поразилась нашему удивительному, почти невероятномусходству.

— Это не просто картина, мама. Это часть триптиха, какутверждают специалисты. Дева Мария, прошу любить и жаловать.

Агнесса внимательно посмотрела на “Рыжую в мантии”, а потомперевела взгляд на меня.

— Ты тоже заметила? — Леха обнял меня заплечи. — Видишь, Кате удалось даже попозировать великому художнику в самомконце пятнадцатого века.

Челюсть у Агнессы непроизвольно отвисла.

— Действительно… Поразительное сходство. Ты поэтомувыбрал для себя такую м-м… девушку? Я даже не успела оскорбиться.

— Да нет… Катю я увидел несколько раньше…

— И что ты будешь делать с этой картиной? —резонно спросила Агнесса.

— Положу ее в основу коллекции.

— Ты решил заняться коллекционированием?

— Почему бы и нет? — беспечно улыбнулсяЛеха. — Средства позволяют. Тем более что у моей девушки имеется в наличиикартинная галерея. Она у нас специалист.

— По прерафаэлитам. Я помню.

— Надеюсь, вы поладите, мама. На жилистой шее Агнессызвякнули бусы из крупного необработанного жемчуга: и не надейся, сын мой.

— Но как… Как тебе удалось ее достать? Картину купилсовсем другой человек.

— Это был мой человек, Катя.

Предположения Лаврухи сбывались на все сто процентов. Лехаиспользовал аукционную тактику выжимания конкурентов — и победил.

— Все очень просто. Сам я на аукционе не светился.Отправил туда нескольких своих ребят. Дементий все время поднимал ставки, чтобыизмотать конкурента. Я примерно знал, какой суммой он располагает. А когдакритический момент настал — выступил еще один мой человек и снял все сливки.

— Здорово у тебя получилось, — не удержалась я откомплимента.

— У меня все здорово получается.

Агнесса поднялась и проплыла к двери, всем своим видомпоказывая, что ей совершенно наплевать на аукционные подвиги сына. Мы осталисьодни, и Леха снова вцепился в меня. И снова мне показалось, что веки девушки накартине дрогнули.

— Говорят, Лукас Устрица был самым мистическимхудожником в истории живописи.

— Может быть, — Леха спрятал лицо в моих волосах.

— Тебя не пугает эта картина?

— Нисколько. Она меня вдохновляет. Завтра она будетгвоздем вечера.

— Завтра?

— Я решил устроить небольшую вечеринку. Для несколькихблизких друзей. Несколько бизнесменов, пара видных экспертов, кое-кто из мэрии…Представлю тебя и картину. Ты не возражаешь?

Как я могла возражать? Завтра его влиятельные друзья будутхлопать меня по холке и сравнивать с редкой картиной Лукаса Устрицы.Веселенькая перспектива.

— А можно… Можно я тоже приглашу кое-кого?

— Кого? — насторожился Леха.

— Двух моих друзей. Очень близких.

— Мужчин? — в голосе Лехи послышались ноткисобственника.

— Ну, каких мужчин. Один — бывший владелец картины,Лаврентий Снегирь. Он художник и реставратор. И моя подруга, — я все ещене теряла надежды воссоединиться с Жекой.

— Не знаю…

— Вот что, — я решила показать характер. — Дотвоего появления я прожила определенное количество лет. И вовсе не собираюсьменять ни друзей, ни привычек.

— Ну что ты! Конечно, приглашай, я буду рад с нимипознакомиться… Только учти, я бываю патологически ревнив.

— Я учту…

Леха нетерпеливо обшарил кабинет глазами, прикидывая, кудабы поудобнее завалить меня, и остановился на медвежьей шкуре, лежащей на полу.

— Ты не возражаешь?

Как я могла возражать?.. Но когда жесткая мертвая медвежьяшерсть оцарапала мне щеку, в конце коридора раздался жуткий вопль Агнессы.

— Алексей!!! Алексей, иди сюда, немедленно!

— О, черт, — Леха нехотя оторвался от изучениямоей груди. — Купил же ей квартиру на Невском, так нет… Никакой личнойжизни…

Он встал, на ходу застегнул штаны и вышел из кабинета.Бросив прощальный взгляд на картину, я последовала за ним.

…Агнесса стояла посреди столовой и с возмущением взирала настол. Посреди стола, на чистенькой тарелке из саксонского фарфора, красоваласьсомнительная и весьма неаппетитная куча.

— Что это? — спросила Агнесса.

— Понятия не имею, — Леха приблизился кстолу. — По-моему, это дерьмо.

— Кошачье дерьмо, — поправила я спокойно. Пупик издесь остался верен себе. Безболезненной адаптации к новому месту жительства неполучилось.