говорить это им, конечно, не собиралась.

Паренёк — Оллин, судя по всему, — убрал свою тарелку в тазик под столом, где уже собралась горка посуды, и свистнул куда-то в сторону:

— Мелочь! Сюда иди, твоя очередь посуду мыть.

Быстрый топот лёгких ног опередил светловолосого мальчика, спустя пару секунд влетевшего в комнату, и Оллин добавил строго:

— И даже не думай отлынивать, я дважды за тебя мыл!

Мальчик показал ему язык и забрал тазик, пробурчав:

— И не хотел я отлынивать… Я по-твоему слизняк ленивый, что ли? Я всё могу!

Мальчик глянул на меня и слегка покраснел, отворачиваясь. Я подавила желание улыбнуться, но тут же умиление сменилось удивлением, когда мальчик положил тазик у стены и легко взмахнул рукой, а вода из ведра поднялась, словно змея, и потекла по воздуху ручьём. Приземлившись прямиком в тазик с посудой, вода смешалась с мыльным раствором, омывая стекло и керамику.

— Такой мелкий, а уже выпендрёжник, — фыркнул Оллин и махнул рукой, призывая меня идти за ним. Он открыл передо мной дверь, и вышла из дома, а сам Оллин задержался в дверях и крикнул вглубь дома:

— Мам, я пошёл! Рин моет посуду, если что, пусть сам уберёт всё, что расплещет!

— Ничего я не расплескаю! — ответил мальчишечий голос.

В такой ранний час синяя дымка тумана ещё наполняла воздух, а трава была мокрой, но всё равно время от времени слышались голоса с соседних дворов. Оклики, бытовые вопросы, непонятные фразы, вырванные из контекста. Но тут среди чужих разговоров я уловила… знакомые голоса.

— Не может быть, чтобы её занесло в такую глушь! С чего ты решил, что она здесь?! — Этот брюзжащий голос можно узнать из тысяч. Дядя!

Я мигом влетела обратно в дом и знаком велела Оллину молчать. Мы оба замерли, прислушиваясь.

— Мой господин… я ничего не решаю, а всего лишь следую указаниям оракула… — донёсся дрожащий старческий ответ.

Вдруг его прервал иной, властный, но довольно молодой голос:

— Твой оракул несёт чушь. Андор, я тебе уже сказал, что она мертва, метка подтверждает. Зачем эти идиотские поиски?! Ищейки сами найдут тело!

И дракон здесь. Потрясающе. Двое мерзких мужчин объединились и ищут меня, причём очень даже успешно….

Я сильно, сильно влипла.

— Чего ты? — прошептал Оллин, но я отрицательно замотала головой, призывая сохранять молчание. Его лицо сделалось озадаченным и встревоженным, и он ускользнул обратно в столовую, наверняка, чтобы найти свою маму.

Я же притаилась за входной дверью, не закрывая её полностью, чтобы можно было подслушивать дальше.

— Это проверенный человек, господин дракон… Его оракул всегда показывал истину, я много раз пользовался его услугами! Я не знаю, что случилось с вашей меткой, но Эмилия скорее всего жива и где-то прячется. Ох и попадётся мне тот жалкий лекарь…

— Не нашли его ещё?

— Нет, господин, — голос дяди звучал удивительно робко, когда он говорил с драконом. Я презрительно поморщилась. Один негодяй пресмыкается перед другим… — Он скрылся, а в лекарском обществе не оказалось информации о его прошлом, этого человека будто не существует.

— Портрет есть?

— Нет, господин… — ещё жальче и тише ответил дядя, мне пришлось напрячь слух. — Никто не может вспомнить его лица…

— О, а вот и твои хвалёные три десятых Драконьего резерва! — Судя по голосу, дракон ядовито усмехался. Затем он с нескрываемой злобой прорычал: — Вот почему такие жалкие людишки, как ты и твоя семья, недостойны родниться с драконами! Какой-то мелкий трюк, простейшее сокрытие лика — и тебя обдурили, как ребёнка! Выпнуть бы тебя из Совета, да только вместе с тобой придётся выкинуть ещё половину таких же бесполезных толстобрюхов!

— Простите, господин…

Но дракон не останавливался, ещё сильнее распаляясь:

— Думаешь, я не знаю, что ты надеялся с помощью своей племянницы выбить себе титул повыше и набить карманы драконьим золотом? Я знаю, зачем ты затеял все эти поиски… даже если ты её найдёшь, жалкий человеческий мусор в качестве жены мне не нужен. Драконы могут не следовать нитям Всевышней, в отличие от вас, ведомых немощных людишек. Я ясно выразился?

Молчание в ответ было красноречивее любых слов. Дракон, судя по звукам, развернулся и пошёл прочь, с каким-то странным шумом взметнулся ветер, и в воздухе раздались хлопки гигантских крыльев.

— Драконий ублюдок, — прошипел дядя, и, на удивление, в этот единственный раз я с ним согласилась.

Но они с драконом оба вызывали у меня негодование. Быть «жалким человеческим мусором в качестве жены» и вместе с тем разменной монетой для титула? Спасибо, обойдусь без такой прекрасной участи!

Я ощутила, как решимость не сдаваться и довести начатое до конца только возросла. Сбегу от всей этой мерзости и устрою себе такую жизнь, какую захочу. И никто мне не помешает.

Однако вслед за принятым решением мысли закрутились в другую сторону, раскладывая полученную информацию по полочкам. Если для дяди моя жизнь выгоднее смерти, то остаётся только два подозреваемых в том нападении: Вереск и дракон.

Мотивы Вереска я не могу пока предположить. А вот дракон вполне мог захотеть избавиться от нежеланной истинной, если он настолько презирает людей.

Но что-то не сходилось… Перед глазами встал образ дракона, тянущего ко мне руку и просящего не отвергать его. И его околдованный вид… Что это такое? Что на него нашло тогда — странное действие метки, эффект драконьей формы или влияние живого, полного магии леса?

А может, всё вместе?

В любом случае, те его слова шли вразрез с версией, где он хотел бы моей смерти. Да и разве, увидев меня живую после покушения, он не попытался бы первым делом меня добить?

Стрелки выводов указывали в сторону Вереска и его брата, Энклса. Но от таких мыслей я неизбежно погружалась в горечь, и сердце колола боль, а тревога звенела образом Лорель, возможно, уже погибшей… И чтобы избежать этих чувств, я встряхнула головой и сосредоточилась на нынешней проблеме.

Развернулась и увидела Оллина с Инэнкой, стоящих в стороне и поглядывающих на меня. Подойдя к ним, я сказала:

— Мне просто показалось, что я услышала голоса тех разбойников. Думала, они пришли за мной… но всё в порядке — кажется, это не они.

Инэнка, конечно, не поверила — у неё всегда был настороженный огонёк во взгляде, а Оллин округлил глаза и спросил:

— Тебя преследуют?

— Не знаю, — соврала я. Врать становилось всё легче и легче, но это была опасная лёгкость — в сетях собственной лжи можно запросто потеряться. Я перевела взгляд на Инэнку: — Во всяком случае, я бы хотела попросить у