— Я ничего не знаю о своей магии. Поэтому и еду в Академию.

Оллин вздохнул, отворачиваясь и глядя вперёд.

— Забудь, ничего не объясняй. Зря спросил. Мы никогда не лезем в дела магов, поэтому никто до сих пор не узнавал у тебя по-настоящему, откуда ты взялась, от кого скрываешься и почему добираешься в Академию таким способом. И я не хочу начинать, мне моя жизнь дороже ваших тайн.

Несмотря на жару, как будто потянуло холодом. Он выделил интонацией «по-настоящему», и я живо представила их методы узнавания правды… Но ещё больше меня взволновало то, что внешнее равнодушие окружающих на самом деле скрывало подозрения и желание поскорее избавиться от моего опасного общества.

Вот почему всё шло так гладко. Вот почему люди охотно брались помочь — чтобы я поскорее исчезла из их деревни.

И я прекрасно их понимала.

Оллин продолжил:

— Что насчёт магии земли… Я только на ярмарке видел магов, и в основном они просто взращивают семена. То есть сажают семя в почву, магичат, и оттуда сразу росток появляется. Ну и могут вырастить саженец за секунды… Но я никогда не видел, чтобы они песком занимались. Вообще это маги, полезные только в земледелии.

Я кивнула и больше ничего не спрашивала.

Весь остальной день до самого вечера мы перекидывались лишь редкими фразами о привалах, перекусах и маршруте. Оказалось, днём мы проходили самую жаркую и опасную часть пути, именно на ней дважды пропадали торговцы из деревни.

— А почему никто не тревожился, когда мы там шли? — поинтересовалась я.

— Чтобы не спугнуть удачу, — пожал плечами Оллин. — А ещё мы получаем предсказания от соседней деревни. У них есть провидица, которая может узнавать погоду наперёд.

Я тихо хмыкнула.

— Тогда почему она не предсказала бурю в те дни, когда пропадали люди?

Оллин открыл рот, но сразу закрыл. Долго смотрел вперёд, как будто сомневаясь, стоит ли отвечать. В конце концов он тяжело выдохнул и сказал:

— Она предсказала… но неправильно. — Увидев, что я что-то хочу спросить, он опередил: — Это было только дважды. Остальные разы всё сбывалось. Поэтому лучше ей верить, чем идти вслепую.

Резонно. Нужен хоть какой-то ориентир, когда на кону твоя жизнь. Страшно двигаться наугад.

Но провидица, которая ошиблась… мысли двигались в сторону догадок, что всё это может быть неспроста.

И тут я вспомнила, как в первый день в этом мире я спросила у Лорель, где дядя, потому что его весь день не было. И она ответила, что он на городском собрании, или что-то вроде того… потому что на дорогах между городами исчезают люди. Кажется, она так и сказала: в песках.

Значит, это проблема, которую решают на государственном уровне… и значит, здесь всё далеко не так просто, как если бы это были несчастные случаи из-за стихии.

Энклс не мог об этом не знать, когда отпускал меня сюда. Маленький червяк сомнения вновь поселился в душе. Они снова надеялись, что я погибну в дороге?..

Всколыхнувшаяся надежда на то, что им всё ещё можно доверять, оказалась порвана на лоскуты и равеяна по ветру моей собственной рукой.

Так даже лучше. Лучше подозревать всех и каждого, чем оказаться наивной дурочкой, получившей удар в спину.

* * *

Когда на небе зажглись звёзды, а тонкий серп луны поднялся над горизонтом, сменяя солнце, я расстелила холщовое полотно на дне телеги, чтобы можно было поспать. Оллин благопристойно ушёл ночевать в другое место, а обоз продолжал движение, когда половина людей, отсыпавшихся днём, взяла на себя управление. Здесь следят за обозом по сменам, не останавливаясь на слишком долгие привалы и не засыпая всем коллективом. Логично, ведь пока мы стоим и все спят, может произойти что угодно.

Дорога стала более гладкой из-за смягчившейся земли. Похоже, дожди в этих краях бывают чаще, чем над пустынной степью. Благодаря этому меня больше не подбрасывало в телеге, и я смогла задремать под мерное качание и ровный шорох колёс.

Сон полупрозрачной дымкой окутал моё сознание. Мысли, не имеющие начала или конца, внезапно появлялись и так же внезапно исчезали. В конце концов я погрузилась в тёмное, густое ничто, подобное вязким чернилам, и эти чернила стали рисовать образы, стремительно оживавшие передо мной.

Я иду по тропинке, заросшей травой. Под каблуками звонко отзывается камень, вокруг меня редкие деревья, стволы которых густо покрывает мох.

Вскоре я выхожу из маленького леса, солнце падает на полы моей шляпы, проходя сквозь промежутки между соломенными волокнами, отражается пятнами на воротнике платья, греет щёки.

Впереди сад. Цветущий и благоуханный, тронутый старостью, но не потерявший благородной красоты. Небольшой фонтан журчит водой, ветер уносит брызги в воздух, окропляя дорожку и траву по другую сторону. Я ощущаю свежую, прохладную водную пыль, коснувшуюся рук и лица. На губах улыбка. Кажется, будто я знаю и этот сад, и эти дорожки, и фонтан с фонариками вокруг.

Когда я подхожу к фонтану, кладу руки на тёплый камень его чаши, наклоняюсь и заглядываю в воду. Прозрачно-синяя из-за отражённого неба, в тенях же она ясно показывает дно, усеянное камнями, листьями и мелкими веточками. А подо мной — моё отражение. Я вижу Эмилию.

— Прекрасный сад, — звучит голос сбоку, и я поворачиваюсь, выглядывая человека. Высокая худощавая фигура выходит из-под сени деревьев и приближается к площадке с фонтаном.

Господин Вереск с его круглыми очками и цепью, ведущей от шеи к дужкам, улыбкой в уголках губ и извечной хитринкой, заметной в разрезе глаз.

— Вы правы, — отвечаю я и возвращаюсь взглядом к фонтану, рассматривая искрящиеся брызги и переливы. — Что вы здесь делаете?

Вереск подходит ко мне, присаживается на нагретые солнцем камни, образующие чашу фонтана. Он зачерпывает ладонью кристально-чистую воду и роняет эту пригорошню обратно, затем проделывает это снова, будто это приносит ему успокоение.

— Я пришёл поговорить… Прости, что не защитил тебя, — тихо говорит он, вопреки своей обычной прямоте, не глядя мне в глаза. Я рассматриваю мерные движения его ладони, рябь на поверхности воды, и сохраняю молчание. Чтобы человек сказал больше, нужно просто не перебивать. — Мы расследуем то, что произошло в тот день, но пока не вышли на заказчика. Варрен… очнулся от комы всего день назад. Его резерв сильно истощён, раны затягиваются очень медленно, но я ищу способ ускорить его выздоровление.

Он встряхивает кистью, раскидывая капли. Поднимает взгляд к моему лицу, и я вижу не того Вереска, который впервые пришёл ко мне в комнату по просьбе Лорель, а странно опустошённого,