Он ласково улыбнулся мне, поднял руку, положил мне на щеку и посмотрел на меня с такой нежностью и тоской, что я потеряла способность дышать.

– Ты, Эстрелла. Это было сложно, потому что я не мог связаться с тобой, но я все равно скучал по тебе каждый день. Ждал того дня, когда я встречу и узнаю тебя, – сказал он.

Мое сердце снова остановилось, и никакой сверхъестественной причины для этого не было, кроме одной – своим признанием он заставил его трепетать и пропускать удары.

Пока я рассказывала ему о мужчине, который лишил меня девственности, он поэтически восхвалял… меня?

Я сглотнула, прикусив щеку изнутри, когда он усмехнулся.

– Я же сказал тебе, что это хорошо, что он уже мертв. Твой Виникулум облегчил его страдания. Если бы я мог выследить всех мужчин, которые касались тебя в прошлых жизнях, и покончить с ними навсегда, я бы так и сделал.

– Если ты не позволишь мне ответить тем же женщинам, с которыми был ты, пока я находилась в ловушке этого бесконечного цикла перевоплощений, это вряд ли покажется справедливым, – сказала я, отворачиваясь, чтобы попытаться понять реальность того, что он сказал.

Что заставил меня почувствовать.

Но он, похоже, не собирался останавливаться и хотел продолжать потрясать мой мир и переворачивать его. Он усмехнулся, наклоняясь вперед, чтобы, поддразнивая меня, коснуться моих губ своими.

– Этот список будет милосердно коротким, звезда моя. Потому что с того момента, как ты достигла совершеннолетия в своей первой жизни и между нами установилась связь, у меня не было никого.

Я сделала паузу, пытаясь не думать о звоне в ушах.

– Что? – глупо спросила я, моргая, в изумлении повернувшись к нему лицом.

– Чтобы ты не попыталась обвинить меня, что я исказил свои слова, я буду предельно ясен. Я не целовался ни с одной женщиной. Я ни к кому не прикасался, не трахался и не позволял никому прикасаться ко мне подобным образом с того самого момента, как узнал, что ты существуешь. Я бы никогда не проявил такое неуважение к своей половине, которую считаю равной себе, – сказал он, проводя своим носом по моему. – Я не был невинен за столетия до твоего создания, но я бы ждал тебя еще десяток веков.

– Значит, до той ночи, когда мы были в источнике, под звездами, у тебя не было секса…

– Более трехсот лет, – признался он, усаживаясь подо мной.

Его живот изогнулся от движения, и лицо оказалось прямо перед моим. Оно было абсолютно искренним, и даже в его выражении ничего не скрывалось. Сейчас он хотел, чтобы я увидела правду, чтобы поверила ему.

– Неужели все фейри подавляют свои… – я замолчала, обдумывая слова, чтобы правильно передать то, что хотела сказать, – порывы, если их половина находится с другой стороны Завесы?

– Не все, но некоторые, я уверен. Трудно убедить себя быть верным своей половинке, когда знаешь, что где-то там она ведет других мужчин в свою постель. Были времена, когда я хотел наказать тебя за это, – признался он, сжимая мою щеку. – Но я не мог, потому что знал, что это будет несправедливо по отношению к тебе. Ты же обо мне не знала, но я тебя знал лучше, чем себя.

– Я не знаю, что на это сказать, – призналась я, вздыхая и глядя ему в глаза.

Никогда бы не подумала, что он так долго хранил целомудрие. Он оставался верным мне, хотя я при этом не могла быть с ним: мужчина, которого я даже не знала, ждал меня так долго.

У меня в сознании вспыхнуло воспоминание о его изображении: он, сидящий у скалы, и две человеческие женщины, преклонившие колени у его ног, – он мог бы получить все что угодно, если бы захотел. За всю свою жизнь я не встретила ни одного мужчины, который был бы способен на такое ради меня, и это дорогого стоило.

– Тебе не надо ничего говорить. Я поступил так, потому что просто не вынес бы прикосновение другой женщины к своей коже, – сказал он, наклоняясь вперед, чтобы с нежностью прикусить кончик моего носа. – А теперь расскажи мне о лиловике.

Я остолбенела, глядя на него в изумлении, нисколько не сомневаясь, что он выберет физическую близость, которой он так жаждал.

– Что?

– Ты сказала, что, если я расскажу тебе, какую власть имеет надо мной Маб, ты расскажешь мне, почему не переносишь вкус лиловики, – объяснил он, потянувшись вперед, чтобы заправить прядь волос мне за ухо.

Он фыркнул, когда понял, что я ожидала, что он выберет мое тело, а не секрет.

– Я всегда выберу тебя, мин астерен, – произнес он, нахмурив брови, и посмотрел на меня взглядом, в котором мелькнуло что-то похожее на смущение. – Твое тело – это просто упаковка, которая дает второй половине моей души временное пристанище. Став твоей половиной, я, можно сказать, вышел из строя, если ты еще этого не знаешь.

– Думаю, мне следовало это знать, – вырвалось у меня хриплым шепотом, хотя я и не хотела произносить эти слова вслух.

Калдрис широко мне улыбнулся, и его улыбка засветилась в окружающей нас тьме. В закрытой палатке не было видно ни луны, ни звезд, которые могли бы дать хоть немного света ночью. Я не была уверена, что была способна так хорошо видеть в темноте.

По крайней мере, когда была человеком.

– Лорд Байрон любил усадить меня к себе на колени и кормить этими ягодами, пока обрабатывал мне раны на руках, полученные во время сбора урожая, – сказала я просто, наблюдая, как взгляд Калдриса упал на тонкие белые шрамы на тыльной стороне ладони.

– А сколько тебе было лет, когда лорд Байрон начал этим заниматься? – спросил он.

Голос у него стал очень низким, его звучание теперь даже отдаленно не походило на голос человека. Он стал глубоким, словно его божественная сила проходила через горло и накрывала собой воздух.

– Семь, – вздохнула я, наблюдая, как он в изумлении поднял голову. – Когда я стала старше, он заставлял меня кормить его ими, пока он… – Я сделала паузу, не в силах подобрать слова, чтобы описать те ужасы, через которые мне пришлось пройти, как только я достигла совершеннолетия.

– Он что? – спросил Калдрис, прищурившись, глядя прямо мне в лицо.

Его голос окутывал меня пеленой, вызывая мурашки на коже, когда я почувствовала, что мое признание может нести в себе опасность.

– Пока он трахал ночных бабочек, которые приходили, чтобы доставить ему удовольствие. Он заставлял меня садиться на край стола перед ним, пока он сидел в кресле. А женщины… либо скакали на нем, либо отсасывали.

Калдрис осторожно уложил меня на спальник, а сам встал. Ему было плевать на холод, пока он мерил шагами маленькое пространство палатки.

– Он