– Ты когда-нибудь видел их такими раньше? – спросил Калдрис, игнорируя мой вопрос.

Его испытующий взгляд был по-прежнему прикован к Холту.

Этот мужчина представлял собой смесь белого цвета, теней, струй воздуха, которые, переплетясь, каким-то образом обрели телесную форму. Он выглядел бледнее обычного, когда ненадолго переключил свое внимание на меня.

– Нет. Она теряет терпение, – сказал он, приложив руку к груди.

Калдрис повторил это движение, потирая рукой сердце так, что мне стало больно.

– Кто? – спросила я, ненавидя себя за то, что целиком и полностью погрузилась в разговор, который, казалось, касался меня.

– Маб, – ответил Калдрис, и его темный взгляд встретился с моим.

Он вздохнул, скользнув у меня по лицу полными беспокойства глазами.

– Убийца-козодой только что пролетел над нами. Они что-то ищут.

– Дочь Маб? – спросила я, переключая на себя их внимание.

– Может быть. Скорее всего, она хочет посмотреть, что меня так задержало. Доверие к своим детям не является ее сильной стороной, – признал он, ненадолго наклонив голову вперед, и снова повернулся и кивнул Холту, который, завязав шнурки на пологе, исчез из проема, наконец оставив нас одних.

– Она называет вас своими детьми? – спросила я, нахмурив брови, подумав, как это было ужасно, когда она украла их из родных семей.

– Не подумай, что из любви, – сказал он, меняя позу, чтобы усесться поудобнее.

Он поднес к моим губам кусок хлеба, позволив мне нерешительно откусить от него. Хлеб был далеко не свежим, а черствым и засохшим снаружи, но все равно на вкус был одним из лучших блюд, которые мне довелось пробовать. Желудок у меня снова заурчал, пока я жевала, наблюдая, как Калдрис тоже откусил кусочек от той же корки.

– Просто напоминает нашим семьям, что теперь мы принадлежим ей. Вот и все.

Он поднес ко рту кусок вяленого мяса, и я, скривившись от усилий, откусила. Он улыбнулся и оторвал зубами свой кусок.

– Как это сходит ей с рук? Почему никто не пытается сбежать? – спросила я, постаравшись прожевать и проглотить свой кусок.

Он поднял руку, чтобы снова коснуться своей груди и потереть ее там же, где они с Холтом касались чуть ранее.

– Это история для другого раза, детка, и ее не следует рассказывать, наслаждаясь такими деликатесами.

На лице у него расплылась игривая улыбка, почти заставив меня рассмеяться, когда он снова поднес черствый хлеб к моим губам.

– Где ты нашел еду? – спросила я, думая о том, какой должна быть еда в Альвхейме.

Если самой зеленой зоной в Нотреке были сады на краю границы, то вряд ли можно было предполагать что-то иное о самой земле фейри. Но плоды и ягоды быстро портятся при перевозке.

– О, знаешь ли, все немного проголодались, поэтому ободрали лошадей до костей, – сказал он, приподняв бровь и размахивая кусочком мяса у меня перед носом.

Я усмехнулась его глупой шутке, забрав себе хлеб из его руки, и откусила еще один кусочек, пока он вгрызался в мясо.

– Украли? – спросила я, жуя.

– Украли – это сильно сказано, – сказал он, замолчав и отводя взгляд в сторону.

Он посмотрел на мою руку, которой я держала оставшийся хлеб, и прижался к моему бедру. Своей исцеленной рукой он схватил мою и поднес прямо ко рту, чтобы откусить еще кусочек. Его глаза все это время неотрывно смотрели на меня.

Задумчиво жуя, он скормил мне последний кусочек мяса. Когда я открыла рот и он положил его мне на язык, у меня возникло ощущение обжигающей близости. Просто удивительно, как у него получалось даже самый обыденный момент превратить в сексуальный заряд.

– Однажды, совсем скоро, мы будем лежать в постели во дворце – в Катансии. В углу комнаты будет бушевать огонь. А я буду кормить тебя с рук вот такой лиловикой – так мы называем лиловые ягоды, – сказал он, протягивая ко мне согнутую в горсть ладонь, чтобы продемонстрировать размер прекрасных ягод.

– Нет! – выкрикнула я.

Голос прозвучал резче, чем мне хотелось, и я отклонилась от него. Но тут же поняла, что меня снова притянуло к нему, как мотылька к огню. А я не должна была ничего хотеть – только держаться от него как можно дальше.

Лиловые ягоды напомнили мне об играх, в которые играют мужчины, о том, что они опасны и им нельзя доверять.

– Нет? – спросил Калдрис, в замешательстве нахмурив брови. – Никто в здравом уме не может отказаться от лиловой ягоды.

Он рассмеялся, и звук его смеха отозвался во мне очень странным образом. Тело у меня стало слишком горячим, запылав словно в лихорадке, когда я вспомнила все, что мне довелось пережить от рук человека, который имел власть над моей жизнью.

Все, что он хотел, – это вырастить и подготовить меня к тому, чтобы однажды я стала его женой. Я была так молода, годилась ему в дочери, и эта разница в возрасте была просто шокирующей.

Хотя, ради всех богов, о чем я говорю – Калдрис был еще старше. Он вообще мог быть моим доисторическим предком.

– Я могу, – сказала я, сбрасывая с себя одеяло. – Я их ненавижу.

– Та-а-ак… что я пропустил? – спросил он, отставляя тарелку в сторону и наклоняясь ко мне.

Он взял меня за подбородок большим и указательным пальцами, повернув мое лицо к себе и встретив пристальный взгляд своим испытующим.

– Ничего, – сказала я, чувствуя, как глаз у меня дергается от лжи.

– Ничего? Как и твои шрамы? – спросил он внезапно севшим голосом, когда взглянул туда, где я сжала руки. – Скажи мне, детка. Я хочу знать, как долго мне надо будет его мучить, прежде чем я дарую ему смерть. Нескольких десятков лет пыток будет достаточно? Или мне отправить его душу в преисподнюю бездну Тартара, чтобы ее склевал козодой и она исчезла навечно?

Я сглотнула, пытаясь придумать ответ, который избавил бы меня от этого разговора. Я не хотела ни о чем говорить – не хотела больше раскрывать Калдрису свои тайны. Он не должен владеть этой частью меня, но девушка, ожесточенная своим прошлым и жаждущая мести, наслаждалась бы знанием того, что Калдрис отомстит моему мучителю, даже спустя много времени после того, как он меня потерял.

Но мне не хотелось быть такой. Я хотела быть сильной – человеком, который спасся и выжил, чтобы повернуться спиной к тем, кто причинил мне зло, и не тратить энергию на такие вещи, как месть. Об этом мы говорили с Мелиан.

– Пусть будет где-то посередине, – ответила я, и мои губы скривились в сухой улыбке, когда я подняла на него глаза.

Его взгляд, казалось, окутывал меня тьмой, а ноздри раздувались.

– Но разве можно вести такие разговоры, вкушая деликатесы, – сказала я, сунув в рот последний кусок хлеба и тщательно пережевывая его, чтобы отсрочить разговор.

– Как замечательно, что ты только что съела последний кусочек, мин астерен, – сказал