Я не стала повышать голос, чтобы не извещать понапрасну Калдриса о моей попытке побега.

– Он притворялся человеком, чтобы я влюбилась в него.

– Да, разочаровался в тебе. Ты застряла головой в собственной заднице так глубоко, что не видишь, что он сделает для тебя что угодно. Он притворился человеком, чтобы дать тебе время узнать его получше, прежде чем ты столкнешься с проблемами, связанными с тем, чтобы стать его половиной – парой, предназначенной ему судьбой. Перестань вести себя как неблагодарное дитя, просто посмотри и увидишь то, что находится прямо у тебя под носом.

Он покачал головой, глядя на меня сверху вниз, затем отступил в сторону и вытянул вперед руку, будто указывая мне путь. Будто, если я воспользуюсь возможностью сбежать и пронесусь мимо него, он сможет указать Калдрису, в каком направлении я исчезла.

– Он тот же, что и неделю назад. Единственное, что изменилось, – это ты.

– Думаешь, я поверю, что ты просто так выпустишь меня отсюда? – спросила я, глядя на него прищурившись.

– Я надеюсь, что поверишь. А попытаешься ты бежать или нет, не имеет для меня ни малейшего значения. Он все равно тебя найдет и притащит обратно, даже если ты будешь брыкаться и орать. Я бы сказал, что вся эта суета выглядит бессмысленной тратой энергии, но это твой выбор. – Он пожал плечами, и его губы медленно приподнялись в расчетливой ухмылке. – Если только ты не надеешься на награду, которую получишь, когда тебя поймают. Если хочешь, чтобы твоя половина трахнула тебя, просто скажи ему об этом, и он будет счастлив угодить тебе.

– Об этом не может быть и речи, – сказала я, закатывая глаза и возвращаясь в палатку.

Холт и я оба знали, что он фактически лишил меня возможности бежать, при этом подразумевая, что в глубине души я надеялась именно на такой исход после того, как Калдрис закончит охоту на меня в лесу.

Печальная реальность заключалась в том, что я в этом тоже не сомневалась. Даже когда головой я понимала, что не надо желать мужчину, который был моей половиной, мои тело и сердце не могли до конца понять, почему он является для меня источником всего плохого и почему принять его совершенно и абсолютно невозможно.

– Теперь ты в мире фейри, Эстрелла Барлоу из Мистфела, – сказал Холт, кланяясь, как будто в издевку над уважением, с которым он произнес эти слова. – Твои человеческие чувства здесь не имеют значения, потому что скоро наступит день, когда твоя половина захочет трахнуть тебя на глазах у всех. И когда ты будешь кончать, Дикая Охота будет смотреть на тебя и слушать, как ты в экстазе выкрикиваешь его имя. Так поступают фейри. Мы берем то, что принадлежит нам, и заявляем об этом при всех, – сказал он, заставив мои щеки вспыхнуть от воспоминаний, когда за нами наблюдало все Сопротивление после битвы с пещерным зверем.

Когда они смотрели, как опускается его голова у меня между ног, как проникает в меня его член, насквозь пронзая меня. Я изо всех сил пыталась найти слова, чтобы отмахнуться от его заявления и притвориться, что ничего не знаю о том, что он мне тут рассказывает.

Холт склонил голову набок, и на лице у него расплылась широкая улыбка. Глаза засияли белым в полупрозрачных тенях его плоти. Перья, привязанные к его волосам, задрожали, когда из горла вырвался резкий смех, и он весело откинул голову назад.

– О, бестия! Неужели он уже проделал с тобой такое?

Я отвернулась и направилась туда, где Калдрис чуть ранее оставил мои ботинки. В ярости я рванула шнурки, стараясь спрятать свое разгоряченное лицо от испытующего взгляда Холта, и потопала обратно к спальному мешку, чувствуя себя побежденной.

– Для таких существ, как ты, в загробном мире есть особое место, – прорычала я, когда наконец бросила на него самый яростный взгляд, на который была способна из-за смущения.

– Надеюсь, что еще нет. Мне бы очень не хотелось пропустить такое шоу, – сказал Холт, отворачиваясь от палатки.

Я натянула на колени одеяло и уютно свернулась под прохладным вязаным полотном, желая согреть его теплом своего тела и пытаясь отогнать шокирующее возбуждение, охватившее меня при мысли о том, как Калдрис трахнет меня на глазах у публики.

Нет, это была не я. Может, для фейри это нормально, но я-то человек. Я родилась человеком и, ради богов, человеком покину этот мир.

Холт остался стоять на месте, не говоря ни слова, пока мы ждали, когда вернется Калдрис с обещанной едой. Желудок у меня заурчал, словно подчеркивая мой голод, и урчание разнеслось по палатке.

– В разгар зимы трудно найти, чем можно набить себе желудок, – многозначительно сказал он, словно подтверждая, что у меня мало шансов выжить в одиночку.

Как будто я без него этого не знала. Как будто тот горький, но короткий период, который мы с Бранном провели вместе, выживая сами по себе, был чем угодно, но только не очевидным показателем моей собственной неадекватности.

Голова Холта внезапно склонилась набок, и его внимание переключилось на небо, когда он взглянул вверх.

– Оставайся внутри. Если ты хочешь получить хоть какой-то шанс на выживание, оставайся в этой гребаной палатке, Эстрелла, – сказал он, закрыв полог и оставив меня в темноте.

Потянулись долгие мгновения в тишине, пока я ждала, прислушиваясь к звуку любого движения за стенками палатки. Но ничего не происходило, будто сам мир застыл.

Когда полог наконец откинули, я вздрогнула. В палатку в спешке вошел Калдрис. Он увидел, что я сижу на спальнике, и спина у него расслабилась, плечи опустились от облегчения. Рука, в которой он держал тарелку, полную еды, опустилась ниже, когда он сделал первый шаг ко мне.

– Она вообще не выходила? – спросил он, поворачиваясь, чтобы пригвоздить Холта взглядом, в котором было столько страха, что мое сердцебиение участилось в ответ.

Что, черт возьми, происходит?

Холт посмотрел на меня, пронзив насквозь многозначительным, но ничего не выражающим взглядом.

– Нет, – ответил он, удивив меня. Хотя, конечно, он был прав. За пределы палатки я не вышла, но только благодаря его вмешательству. – Из палатки она не выходила.

Слова были не ложью, а тщательно продуманным заявлением, чтобы избежать правды.

Калдрис скинул ботинки, опустился на спальник рядом со мной и наклонился вперед, чтобы агрессивно коснуться губами моего лба.

– Слава гребаным богам, – пробормотал он, и даже когда его губы прижались к моей коже, я чувствовала, что его внимание сосредоточено на другом человеке.

– Что происходит? – спросила я, отстраняясь и глядя на него в замешательстве.

Было что-то необычное в его беспокойстве, что-то, что не имело никакого смысла, потому что вокруг не было никакой суматохи – ничего, кроме заполнившей пространство