Фрида, которой все эти комплименты были не по душе, не знала, что сказать. Более того, от одной соседки в Мода, которая и свела ее с мадам Лоренцо, она знала, что ее хозяйка овдовела еще в юности. Кем тогда был «человек, который лежал там» пять лет назад? Она второй раз вышла замуж или у нее был любовник? Фрида рассматривать фотографии на буфете. Фотостудия братьев Абдулла[52] увековечила собранные в пучки прически, блузки с рюшами, длинные юбки, малышек с кудряшками, джентльменов с зализанными волосами с пробором посередине, с моноклем в глазу, усами а-ля Энвер-паша и воротником-стойкой… Интересно, есть ли среди них этот загадочный человек? Делила ли с ним постель мадам Лоренцо?

– Не ищи его. Однажды я порвала все его фотографии, когда очень рассердилась на него. Теперь его образ живет только в моей голове, в моих воспоминаниях, в моей душе… – сказала хозяйка тоном, который Фрида нашла несколько напыщенным, но еще более подстегнувшим ее любопытство.

– О ком вы говорите?

– Что ж, если тебе интересно, расскажу. Там, в моей спальне, сначала долго лежал мой муж, а потом… один пациент, за которым я ухаживала, как за ребенком. Мне было всего тридцать, когда месье Лоренцо умер. Я устроилась на работу секретарем к одному юристу, турку. Важный был человек. И красивый. Что ж, и я тогда была не так уж и плоха. Похожа на Джипси Роуз[53]. Через некоторое время он начал под разными предлогами оставлять меня работать допоздна. Мы могли «случайно» столкнуться на улице. Иногда по вечерам, в начале этой улицы, он открыто поджидал меня. Увидев меня, он снимал шляпу, здоровался, словно мы не разговаривали весь день, а иногда он выходил из конторы одновременно со мной и предлагал подвезти меня домой, но я отказывалась. Так продолжалось какое-то время. Но что поделаешь, я тоже была неравнодушна к нему. В конце концов я согласилась, чтобы меня подвезли домой. Он признался в любви. Сначала мы стали любовниками. Потом он предложил руку и сердце, мы поженились. Этот дом мы закрыли и поселились в Эренкёе, у него. Несколько лет мы жили счастливо. Потом…

Мадам Лоренцо остановилась, рассмеялась грустным и горьким смехом взрослой женщины.

– Потом он захотел уйти в политику и попросил меня «развестись». Ты спросишь почему? Потому что я, как немусульманка, могла навредить его карьере. Он сказал, что будет баллотироваться от новой партии «Фетхи Окьяр» и после победы он снова женится на мне. Я согласилась, вернулась сюда, но он солгал мне: он полюбил женщину намного моложе меня и хотел на ней жениться. Став членом парламента, он не вернулся ко мне, а женился на другой.

Она замолчала, чтобы наполнить опустевшую рюмку ликером. Фрида гадала, чем же все закончилось.

– Но потом в этой истории случился неожиданный поворот. Его партия распалась, и это плохо сказалось на его нервах, он был подавлен. К тому же он старел. У него начало развиваться слабоумие, и он все чаще говорил обо мне. Как я уже сказала, его новая жена была молода и красива. Зачем ей безумный старик, который все время талдычит о бывшей жене! Она развелась с ним и выставила его за дверь. И он пришел ко мне. Поначалу он еще узнавал меня. Вел себя так, как будто ничего не случилось, как будто мы всегда были женаты. Он забыл, что был депутатом. Но постепенно он забыл все, в том числе и меня. Даже себя забыл. Я до конца заботилась о нем, как о ребенке. Он вернулся ко мне совершенно без денег, все свое состояние он спустил на молодую жену. Я же потратила все сбережения, чтобы ухаживать за ним. Не знаю, как бы я справилась, если бы мои родственники в Италии мне не помогали немного. Пока он был жив, я не могла сдавать эту комнату наверху, потому что он вставал по ночам и бродил, как привидение, в ночной рубашке. Жилец мог испугаться и уйти, и к тому же опозорить меня, нас, рассказав о том, что видел. Я превратила дом в пансион только после его смерти. Студент-юрист, о котором я упомянула, был не очень аккуратный, но потом появилась ты. Слава богу, мне с тобой повезло, ты не доставляешь мне неудобств, наоборот. Дочка, ешь хлеб, ешь много хлеба! Завтра его уже не найдешь. В новом году хлеб будут выдавать по карточкам.

Мадам Лоренцо посмотрела на часы:

– Мы так разболтались, уже два часа, как наступил новый год. С Новым годом, дочка.

– И вас тоже, – откликнулась Фрида.

– Ты, наверное, теперь гадаешь, как же звали того человека, – добавила хозяйка, с трудом вставая со стула.

Но Фрида ни о чем таком не гадала. Единственное, о чем она думала, – знала ли мадам Лоренцо про их отношения с Исмаилом и не с умыслом ли она рассказала ей свою историю?

– С Новым годом еще раз и спокойной ночи, – сказала она, слегка коснувшись губами морщинистой щеки старухи.

Но мадам Лоренцо, похоже, превратилась в новогоднюю ночь в провидицу и сама дала ответ на ее мысленный вопрос.

– Вот что я скажу тебе… Никогда не забывай, что ты меньшинство в любой стране. Не забывай ради своего же блага. Если ты забудешь, обязательно найдется кто-то, кто вспомнит. Особенно это касается вас…

– Нас?

– Я имею в виду евреев. Ты прекрасно знаешь, что их положение везде хуже, чем чье-либо еще! Они веками были…

«Она хотела сказать „изгоями“», – подумала Фрида.

Вот и Эмма сказала ей: «Будь осторожна, помни о корнях и никогда не забывай, что ты еврейка». Казалось, что все сговорились, поучая ее «ради ее же блага». Сердце Фриды сжалось. Она не стала отвечать, собрала куриные кости с тарелок и бросила их в миску, раскрошила туда же остававшийся на столе кусок драгоценного хлеба и добавила немного воды.

– Хочу покормить кошек перед сном, – сказала она.

Мадам Лоренцо тут же стала такой, как обычно.

– Опять! – проворчала она. – По крайней мере, корми их подальше от дома, чтобы они не пришли и не изгадили дверь. Не трать хлеб! Я же сказала, скоро будем искать даже крошку!

Фрида вышла. На улице Каллави была кромешная тьма, снежная корочка на тротуаре трещала под шагами. Осторожно, с миской в руке, она чуть отошла от дома и позвала.

Через пару секунд вокруг нее собрались бродячие кошки. Они нетерпеливо мяукали, беззастенчиво вставали на ноги, чтобы поскорее достать еду,