– Не о чем беспокоиться, – перебила ее Эмма. – Ференц ждет звонка. Его друг-журналист сегодня ночью проездом в Стамбуле, завтра уже едет в Анкару.

Ференц спокойно встал, снял трубку после трех гудков и без приветствия произнес по-английски пару фраз, которые Фрида не поняла. Повесив трубку, он обернулся к жене:

– Я должен идти, Гатридж ждет.

– Хорошо, – сказала Эмма, – а я иду спать. Не забудь взять ключ и потеплее одеться: на улице холодно.

Той ночью Фрида долго не могла уснуть на узком диване в гостиной, чихая от книжной пыли и разбираясь со своими чувствами.

Она испытала облегчение от того, что раскрыла наконец-то свою тайну, но ее тревожили предостережения сестры и зятя. Думала она и о следующем шаге. Признаться Эмме и Ференцу оказалось не так трудно, но как насчет родителей? Особенно папы! Да и что она может рассказать им? Исмаил проводил с ней каждую свободную минуту, но о будущем между ними еще не было сказано ни слова. К тому же после учебы его должны были призвать в армию, а срок военной службы увеличен сейчас до двух с половиной лет.

У Исмаила впереди был трудный период: клиническая практика, диплом, интернатура. Он не знал, останется ли вообще в университете. Может, он устроится в частную клинику и будет работать там. Об открытии собственной практики сразу после специализации не могло быть и речи. Может, когда-нибудь… Исмаил часто говорил, что не хочет открывать собственную практику, что деньги никогда не должны стоять между пациентом и врачом, но Фрида не соглашалась с ним. Помощь людям и зарабатывание на хлеб – и даже чуть больше – в ее представлении были вполне совместимы. Может, со временем ей удастся и Исмаила убедить в этом.

Она проснулась около шести, так и не отдохнувшая за ночь, с трудом встала, умылась, надела приготовленные с вечера вещи и убрала в сумку вчерашнюю одежду. Все тело ломило. Он пошла в кухню, чтобы перекусить, и чуть не упала, споткнувшись о Хапси, вытянувшегося поперек темного коридора. Собака вскочила, отошла в сторону, но не издала ни звука. Фриде померещилось или запах свежезаваренного чая и тостов действительно коснулся ее ноздрей? Она толкнула кухонную дверь. Свет горел, на столе на тарелках лежали сыр, оливки и джем. Сестра, одетая в белый атласный халат, заварила чай и сейчас поджаривала хлеб. Лицо ее порозовело от огня.

– Почему ты так рано встала? Ты же не выходишь из дома раньше девяти.

– Хотела приготовить тебе завтрак, как в старые добрые времена, еще дома. Но не тут-то было. Хлеб как камень, чеддер по вкусу напоминает картошку. Вместо масла только маргарин. Ну да ладно!

Фриде показалось, что Эмма не хочет, чтобы они заговорили на вчерашнюю тему.

Наконец, воспользовавшись паузой в бесконечном монологе сестры, она со слегка натянутой улыбкой произнесла:

– Отец в свое время был недоволен твоим выбором. Ференца никто не знает, Сарди – не еврейская фамилия. Если он узнает, с кем я встречаюсь, твой выбор покажется ему самым разумным и лучшим выбором в мире.

– Действительно ли мой выбор так разумен и хорош? А как насчет моей жизни? Такова ли моя жизнь? Кто знает!

Что это! Слабое облачко печали внезапно промелькнуло на лице Эммы, странное беспокойство отразилось в глазах, губы задрожали…

– Что ты имеешь в виду? У тебя есть проблема? – обеспокоенно спросила Фрида.

Но Эмма уже взяла себя в руки.

– Конечно нет! – ответила она. – Просто никто не знает, что будет с нами в будущем. Я имела в виду это.

«Как странно! – думала Фрида. – Две сестры, одна в костюме, а другая в халате, сидят друг напротив друга за кухонным столом. Ни одна из нас не хочет поделиться своими неприятностями с другой. Но в присутствии друг друга мы чувствуем покой и безопасность». Она встала и поцеловала Эмму в щеку.

– Мне пора! Не провожай. Лучше ляг поспи, сейчас всего семь часов, ты успеешь еще выспаться.

Эмма пожала плечами.

– Случится ли это когда-нибудь? Скоро встанет Ференц и выведет Хапси под этот противный дождь. Мне нужно будет приготовить для него завтрак, а потом вымыть лапы собаке. Потом я оденусь и поеду в Бейоглу! В такую погоду внутри трамвая пахнет мокрой псиной. Меня тошнит от одной мысли об этом запахе.

С озорным блеском в глазах она продолжила:

– Но, конечно, вряд ли тебя волнуют набитый трамвай и слякоть, когда мысли заняты Исмаилом, не так ли?

– Лучше пей чай по утрам, а не болтай, – сказала Фрида, смеясь.

Время ненавидеть

Декабрь 1941 – январь 1942, Мода – Бейоглу

– Они отбуксировали «Струму» в Бююкдере, – сказала Броня с глубоким вздохом. – Бедные невинные люди. Их крики раздаются в порту днем и ночью, они умоляют: «Спасите нас, не бросайте нас!» И не говорите, что вы этого не слышали! Боюсь, их ждет участь «Сальвадора»[48].

Самуэль Шульман сложил газету и положил на столик.

– «Сальвадор» был маленькой старой деревянной посудиной, непригодной для плавания. «Струма» выглядит солиднее. Она направляется в Палестину, кажется, из Констанцы, но теперь британцы говорят: «Палестина переполнена». Турки поверили нацистам, которые утверждают, что на корабле эпидемия, и не позволяют бедным людям сойти на берег. Вечная история. Что же будет? Боже, смилуйся над ними!

– Мы можем извлечь из этого только один урок. В какой стране мы бы ни находились, никто не позаботится о нас, кроме нас самих, вот что мы должны твердо усвоить, – изрекла Броня в ответ.

Фрида изо всех сил старалась не закрывать уши руками. Как же пусто и скучно без Эммы! Как будто этого было мало, ей приходилось каждые выходные слушать мрачные рассуждения родителей.

– Я бы ни за что не сказал этого при Эмме с Ференцем, потому что они, не знаю уж почему, не желают плохо отзываться о британцах, но именно британцы во многом несут ответственность за то, что происходит со «Струмой». Ради нефти они с 1939 года поддерживают арабов и, чтобы не сердить их, всячески препятствуют еврейским поселениям в Палестине. Декларация Бальфура[49] давно забыта, – продолжал Самуэль.

– Они всегда были скользкими, – заключила жена.

Да, англичане скользкие, холодные и чопорные, но зато любят цветоводство. У французов есть чувство юмора, но они слишком кокетливы и заносчивы. Немцы необычайно дисциплинированны и строги. Итальянцы веселые, но развратные. Турки храбры и гостеприимны, но распутны и ревнуют своих жен, а иногда даже и убивают