Хичкок и Джанет Ли часто вспоминали, что эпизод в душе занял семь съемочных дней. Однако в ежедневном журнале производства «Сцена в душе — дубль первый» значится на протяжении одиннадцати дней съемок, и это помимо пробного отснятого материала на 10 декабря. Несколько съемочных дней ушли также на Энтони Перкинса с его уборкой ванной после активных действий Матери. Ко времени завершения съемок сцены в душе Хичкок отставал от расписания на четыре дня. Но ассистент режиссера Хилтон Грин, пожав плечами, заметил: «Съемки сцены в душе воспринималась нами не более чем составление отдельных частей вместе, исключительно ради шокирующего эффекта. Фрагменты, которые мы снимали, были как бы отложены про запас, но мистер Хичкок имел собственное общее представление о том, как нам следует воплотить его идею».

Если Хичкок снимал убийство и сцену в душе с настроением «обыденной деловитости», то многие его коллеги отнеслись к этому иначе. «На съемках многие говорили, что на этот раз Хичкок зашел слишком далеко, — вспоминала костюмер Хелен Колвиг. — Даже директор производства [Лью Лири] произнес: «Он никогда не справится с этой сценой». Если честно, то мы все думали, что он ограничится лишь тем, что покажет, как Мать входит в ванную с занесенным ножом, кровь, как падает девушка — и все. Мы думали, что вся эта монтажная работа с отрывками и фрагментами пленки делается только ради цензуры и монтажа, которые он держал у себя в голове. Все это было ужасно возмутительно для того времени».

Никто из команды Хичкока не мог предвидеть, какое влияние эта сцена окажет на кинематограф и историю кино. По дизайну и исполнению она стала шедевром. Хичкок одновременно преуспел как в щекотании нервов и шокировании зрителя, так и в сокрытии истинного убийцы и наготы жертвы. Самое главное было в том, что импрессионистский монтаж настолько стилизовал и абстракционировал действие, что эпизод скорее вызывал у зрителя чувство опустошительного отчаяния, а не тошнотворного отвращения. Когда сценаристу Джозефу Стефано напоминали о частом заявлении Хичкока («Разрабатывая эту сцену, я слышал, как кричат зрители в зале»), писатель говорил: «Он лгал. Никаких криков он не слышал. Возможно, смех, но не крики. Мы ничего такого себе не представляли, а скорее, думали, что зрители затаят дыхание или просто онемеют. Но крики?.. Никогда».

Поскольку традиционно Хичкок снимал немного материала, редактирование его картин часто завершалось в течение нескольких недель после завершения производства. Но сцена в душе была для Хичкока особенной, не говоря уже о проблемах с цензурой, и он назначил срочное редактирование этого эпизода. Скрипт-супервайзер Маршал Шлом вспоминал, что присоединился к редактору Джорджу Томазини только по приглашению Хичкока, чтобы смонтировать фильм. Однако Сол Бэсс признался: «Когда мы закончили съемки эпизода, я редактировал его вместе с Джорджем. В те дни я судил людей по тому, что они позволяли мне сделать. То, что Джордж хотел сделать черновую редакцию отснятого мною материала, означало, что он был просто славным парнем, замечательным и дружелюбным. Мы сделали это в субботу, потому что он работал в выходные, чтобы подготовить материал для показа Хичкоку. Мы завершили монтаж, показали его Хичу, и он вставил два отрывка. На одном было пятно крови на Джанет Ли, когда она начинает падать, пока нож продолжает вонзаться в нее; на другом показано, как нож вонзается ей в живот. Мы приставили нож к ее животу и сразу отвели его. Думаю, это была дублерша».

Хичкок показал смонтированный эпизод миссис Хичкок, которая с тридцатых годов выполняла функции монтажера, сценариста и незаменимого советчика при работе практически над всеми фильмами мужа. Альма была такая проницательная и наблюдательная кинематографистка, что в фильме «Головокружение», например, она предложила мужу переделать сцену, где Джеймс Стюарт бежит за самоубийцей Ким Новак. Причина переделки? Чтобы скрыть размер ноги актрисы. В фильме «Психо», согласно утверждениям нескольких биографов Хичкока, Альма Хичкок заметила недостаток, который не увидели ни ее муж, ни Бэсс, ни Томазини, ни даже Шлом: Джанет Ли, лежа на полу в ванной с неподвижным взором, сделала глотательное движение. «Фактически, это лишь едва заметное подрагивание мышцы, — вспоминала Джанет Ли. — [Альма] сказала Хичкоку, что в крупном плане моего глаза она заметила движение. Мы с режиссером просмотрели еще раз, но ничего не заметили. Леди была чрезвычайно наблюдательна». Маршал Шлом рассказывал: «В то время не было таких технических возможностей, как теперь. Просмотрев этот эпизод раз сто, мы совершенно ничего не заметили. Поэтому пришлось вырезать этот кадр и вставить заново отснятый».

Хичкок разработал потрясающий звуковой прием для озвучивания удара ножа, когда тот вонзается в плоть. «Он попросил бутафора [Роберта Боуна] купить арбуз, чтобы проткнуть его ножом, — рассказывал Маршал Шлом. — Зная Хичкока, бутафор не поленился раздобыть не только арбузы всех размеров, но и дыни разных сортов. Мистер Хичкок был чрезвычайно изобретателен, но тут можно было предугадать ход его мыслей: «если это не годится, то надо попробовать что-то другое». Мы должны были подготовиться ко всему». На студии звукозаписи бутафор Боун проверял звучание разрезаемых дынь и арбузов специально для Хичкока, который сидел и слушал с закрытыми глазами. Когда демонстрационный стол переполнился разбитыми плодами, Хичкок открыл глаза и просто сказал: «Зимняя дыня касаба». Режиссер был очень доволен, что он и его люди смогли точно сочетать звук и видеообраз стилизованного убийства.

Хичкока особенно забавлял частный детектив Мильтон Арбогаст, которого играл Мартин Болсам. Сорокалетний актер театра и телевидения, получивший образование в Театральной студии, дебютировал как киноактер в фильме Элиа Казана «В порту» (1954). Большой дар Болсама как на сцене, так и на экране заключается в том, что он мгновенно создает образ рядового обывателя. Хичкок на протяжении всей своей карьеры сохранял стойкую неприязнь к стражам закона и порядка, и его видение Арбогаста — щеголеватого, беззаботного, упорного, слегка туповатого — не стало исключением. Из фильма в фильм Хичкок заставляет своего зрителя воскликнуть: «Почему герой и героиня сразу не обращаются в полицию?» А потому, отвечает Хичкок, что найдут они там только вселенную Милтона Арбогаста. Как часто говорил режиссер: «Логика скучна».

Хичкок хорошо знал, что в фильме «Психо» Мартин Болсам был одним из двух или трех превосходно подготовленных актеров. Режиссер проявлял только поверхностный интерес к Сэму и Лайле, перед тем как конфликт между Норманом и Арбогастом стал более трагичным. Репетируя волнующую и напряженную сцену, когда детектив расспрашивает Бейтса в офисе мотеля, Хичкок не мог не насладиться электрическим напряжением между актерами. Мастер саспенса навязал еще одно техническое приспособление своим сотрудникам, решив снимать сцену более натуралистично, чем планировалось первоначально. Подобно Орсону Уэллсу в его радиодрамах и в фильме «Гражданин Кейн», Хичкок одобрил то, что Болсам и Перкинс нашли свой собственный ритм и подтекст, чтобы внести живость в их диалог. Художник-постановщик Роберт Клэтворти, наблюдавший съемки, вспоминал: «Когда они в первый раз сыграли сцену, Хичкок просто отснял допрос в маленьком офисе, без каких-либо остановок. Мне это показалось великолепным». Команда поздравила актеров спонтанным взрывом аплодисментов. Но какой бы ни была кинетика линейной подачи материала, Хичкок хотел большего. «Эту сцену Мартин и Тони играли вместе впервые, — рассказывал скрипт-супервайзер Шлом. — Сцена была очень длинной, и мистер Хичкок хотел более короткой словесной перепалки. Они сделали это с первого раза. В конце лицо мистера Хичкока расплылось в довольной улыбке. Вместо комментариев, которые он обычно делал в адрес актеров, Хичкок похвалил хорошую игру, что было совершенно справедливо».