– Значит, вы все же сообщите в милицию про Лику? –заинтересованно поглядела я в глаза Главному.

– Разумеется, мы же с вами законопослушныеграждане, – высказался мой собеседник, – как только материал пойдет вномер, я сам лично позвоню в милицию. Эх, знать бы еще поточнее, кто это деловедет! Прямо к тому человеку обратиться – больше толка! А то начнут футболитьпо инстанциям!

– Я знаю! – неожиданно для самой себя сообщилая. – Могу достать номер одного подполковника, он как раз этим деломзанимается.

– Дорогая моя, вы – просто чудо! – расцвелГлавный. – Просто удивительно, как в одном человеке так много ума, талантаи предусмотрительности!

Я взмахнула ресницами и издала горлом легкий смешок, мамуляутверждает, что такой смешок очень действует на мужчин. Уж не знаю, как он тамподействовал на Главного, но зато он очень здорово подействовал на Гюрзу,которая как раз возникла в дверях кабинета, а именно: она застыла на пороге свытаращенными глазами, как будто ее вдруг поразила базедова болезнь.

– Что случилось, Анфиса Николаевна? – В голосеГлавного явственно слышалось недовольство. – Почему вы без предупреждения?Что, Даши нет на месте?

Я была готова поклясться, что Даша была на месте и непускала Гюрзу в кабинет, но та ее придушила.

– Я… – начала Гюрза как‑то сдавленно.

– Простите, Анфиса Николаевна, но я занят и не смогууделить вам время для беседы, – твердо ответил Главный и отвернулся, даваяпонять, что Гюрзе следует немедленно удалиться.

Я поглядела на нее с интересом. Думая, что ее никто невидит, Гюрза вдруг как‑то сморщилась, побледнела, губы ее задрожали, и доменя вдруг дошло: да ведь она же влюблена в Главного! Причем, судя по всему,влюблена безнадежно. Оттого и бесится. Или не влюблена, но имеет на него виды,хочет влезть к нему в постель и, таким образом, ускорить рост своей карьеры.

Гюрза перехватила мой взгляд, и тут же на меня устремилсятакой поток ненависти, что стало страшно. Такая запросто убить может! Иглавное: за что? Думает, что я могу быть соперницей? Хотя… когда ВиталийАндреевич и не подозревал о существовании Александры Петуховой, Гюрза меня ужененавидела, во всяком случае, отвратительно со мной обращалась. И мужиков онабесконечно шпыняет, а уж они‑то и вовсе ей не соперники. У нашегоГлавного вполне нормальная половая ориентация. Только ни один мужчина не хочетиметь дело с ядовитой змеей, это я знаю наверняка.

К подполковнику милиции Валентину Васильевичу Пеночкину мыпопали только на следующее утро. Надо сказать, что со мной он бы совсем не таквежлив и галантен, как с Правдой, а вернее, подполковник был очень сердит зато, что об убийстве Лики ему не сообщили раньше. То есть сообщили‑то мывечером, но пока работала оперативная группа, пока опрашивали соседей, до менядошла очередь только на следующее утро.

Виталий Андреевич был настолько любезен, что вызвался менясопровождать.

Подполковник был не очень любезен, но наш Главный не лыкомшит, иначе бы не работал главным редактором крупной газеты. Мышей Главный ловитотлично, причем ловит их, не выходя из кабинета, по телефону. Он сделалнесколько звонков и заручился поддержкой, так сказать, на высшем уровне, а этотвысший уровень, вероятно, позвонил подполковнику, так что тот сразу по стенкеменя размазывать не стал. А возможно, сыграло свою роль то, что я представиласьблизкой приятельницей Ираиды.

Еще в машине Главный посоветовал мне держаться на допросеспокойно, отвечать только непосредственно на вопросы, ничего лишнего неговорить. Так я и сделала.

Мы предъявили присланную кассету, сказали, что ее принеслипрямо в редакцию и что тому есть несколько свидетелей. Потом я подробнорассказала, что случилось в квартире у Лики: как я ее нашла и почему сразу непозвонила в милицию – очень испугалась, а девушка все равно была мертва. В этомместе подполковник соизволил пробурчать, что старуха‑соседка жаловаласьна некоего злоумышленника, который ломился к ней в дверь примерно в то жевремя.

– Так это была я, просила позвонить, газовую «аварийку»вызвать…

Подполковник Пеночкин сделал бровями знак, что мне не верит,но прямо сейчас в камеру не посадит.

Про убийство Антонова я ничего не знала, но пришлосьрассказать, каким образом ко мне попали опубликованные в нашей газетематериалы. Я честно сказала, что мне предоставила их незнакомая женщина,представившаяся любовницей Ахтырского – директора «Домовенка». Про то, что мывстречались с Ахтырким лично и что он умер, можно сказать, у меня на глазах, яне обмолвилась ни словом.

При упоминании имени Ахтырского подполковник помрачнел исделал в блокноте какие‑то пометки, из чего я поняла, что со смертьюАхтырского тоже не все ясно. И про Мишкину аварию я рассказала – пускайрасследуют, нам скрывать нечего.

По окончании допроса подполковник вздохнул и сказал, что явела себя настолько опрометчиво, что он не понимает, как я еще хожу по землеживая и невредимая.

– Но я же журналист, я не могу отсиживаться в кустах,когда в городе такое творится! – очень натурально возмутилась я.

Подполковник посмотрел на меня сердито и твердо сказал, чтоон рекомендует мне быть осторожнее и вести себя потише.

– Он прав, – сказал Главный в машине, –посидите‑ка вы, Саша, несколько дней дома. Можете написать какую‑нибудьстатью века, – он усмехнулся, – или отдохните. Пока все так или иначене утрясется, не нужно вам светиться в редакции.

– Вы меня отстраняете? – огорчилась я.

– Нет, я забочусь о вашей безопасности.

Ну что ж, с начальством спорить без толку, этому нас давнонаучила Гюрза.

Я заскочила в отдел взять кое‑какие мелочи.

– Петухова! – раздалось из кабинета знакомоешипение. – Куда это ты намылилась, тебе что, рабочая дисциплина теперь неуказ?

– Именно, – кротко подтвердила я, – пораспоряжению Виталия Андреевича я ухожу в недельный творческий отпуск.

– И где же ты будешь проводить этот творческийотпуск? – проскрипела Гюрза. – Не на Канарах ли?

– У него на даче! – ляпнула я, а что, в самомделе, эта стерва нарывается!

– Ты! – заорала Гюрза. – Сволочь! Из‑затебя все! Как свяжешься с мужиком, так у него неприятности! Котенкин из‑затебя в аварию попал, чуть не погиб! Теперь и этого угробить хочешь?

В глазах у меня все помутилось от ненависти, как она смеетупрекать меня за Мишку? Я и сама себя казню, но ни от кого не желаю слушатьподобные вещи, тем более, от этой стервы.

Я рванулась к Гюрзе и молча вцепилась ей в волосы.

Хищники семейства кошачьих, как известно, перед тем, какнапасть, бьют хвостом и прижимают уши, поэтому дрессировщики заранее могутпоостеречься. Волки как‑то по‑особенному рычат и вообще долгопреследуют свою жертву. Я же в данном случае поступила как медведь, который, поутверждению дрессировщиков, никогда не предупреждает, что он чем‑тонедоволен, а просто бьет лапой наповал.