– От всего. От Марата, от твоего напора… У меня,понимаешь ли, были совсем другие планы – отдохнуть, побыть с дочкой, повидатьсяс друзьями, порисовать, а вместо этого какие-то сплошные страсти…

– И это говорит оптимистка?

– Котя, милый, ты вот хочешь на мне жениться, но ты жесовсем меня не знаешь – я терпеть не могу спонтанности, я люблю, когда все идетпо плану…

– Начнем с того, что я тебя уже неплохо изучил, а чтокасается планов, то как архитектор могу тебе сказать, что даже в строительствена определенном этапе один план может быть заменен другим, а уж в жизни…Считай, что теперь ты просто живешь по новому плану, только и всего. Ну, какиееще серьезные недостатки меня подстерегают?

– Я обожаю смотреть сериалы.

– Какой ужас!

– И терпеть не могу, если мне мешают. Для меня лучшийотдых – завалиться вечерком на диван с чем-нибудь вкусненьким и смотреть«Санта-Барбару». И вообще, обожаю смотреть телевизор. И спать с тобой в однойкомнате не буду!

– Вот это уже серьезно! Почему?

– Потому что не могу спать вдвоем, не привыкла!

– Сейчас я дам ему в зубы!

– Кому?

– Марату!

– За что?

– За то, что ты не привыкла спать вдвоем!

– Какой ты у меня глупый, Котя!

Между тем Шац начал петь под гитару. Любка сидела мрачная.Пение это и впрямь было малоусладительно. Песни скучные, немузыкальные, да и непесни вовсе, а вполне серьезные плохие стихи на музыку Шаца.

– Кузя, пошли лучше потанцуем с молодежью! –шепотом предложил Котя.

– Неудобно как-то, и Любку жалко!

– Тогда подожди!

Едва Боря кончил очередную песню и собрался уже запетьследующую, как Котя обратился к нему:

– Слушай, друг, дай-ка гитару!

– Зачем? – опешил Боря.

– Мне тоже чего-то попеть захотелось.

Он взял гитару из рук обескураженного Шаца и стал перебиратьструны, потом немного подтянул колки и заиграл. Он играл по-настоящему, умело истрастно. На эти звуки сразу сбежались все. Ай да Котя! Потом он сел напротивменя и запел «Живет моя отрада». Душа моя наполнилась восторгом – пение всегдаочень действует на меня. Голоса у него не было, но пел он чудесно, музыкально,с удивительным чувством стиля – именно так, как надо петь в компании. И несводил с меня глаз.

– Мадам, заказывайте музыку!

– Нет, пой что хочешь!

А про себя я загадала – если он споет «Не уходи, побудь сомною», то я выйду за него во что бы то ни стало.

Он пел один романс за другим, но это было не то. Значит, несудьба, подумала я, и тут же взгляд мой упал на Марата. Он сидел мрачный,постаревший, погруженный в какие-то невеселые мысли, но, поймав мой взгляд,вдруг улыбнулся, приосанился, сверкнул синевой глаз…

– «Как глаза сияют, ласково маня, не меня встречают,ищут не меня…» – пел Котя.

Опять я рвалась на части – восхищение Котей и жалость кМарату.

– Ну, теперь последний романс, мой любимый, и все! «Неуходи, побудь со мною, я так давно тебя люблю…»

Боже мой, как он угадал? Меня опять захлестнуло восторгом.

Едва он допел и вернул гитару Шацу, как Дашка закричала:

– К столу, к столу!

Все с удовольствием вернулись к столу и снова принялись заеду.

– Кирка, и почему я на тебе не женился? – прооралСтас. – Надо же, упустить такую классную бабу! Вавочка, не ревнуй, этотак, ностальгические мотивы!

– Чего ж мне ревновать, я ведь вижу, Кире совсем не дотебя, – не без яда заметила Вавочка.

– Кирюшка, выйдем на кухню, – шепнула мне вдругЛюба.

– Пошли.

– Знаешь, кажется, Дашка с Маратом уже объяснились.

– Когда? Они, по-моему, все время были у меня наглазах, а я ничего такого не заметила.

– Да был момент, они сидели рядом, он ей что-то оченьгорячо объяснял, она была вся красная, а потом вдруг обняла его и поцеловала.Он тоже ее поцеловал, потом они что-то сказали друг другу и разошлись в разныестороны.

Так, папа с дочкой обрели друг друга. Интересно, надолго ли?А как поведет себя Даша в отношении Коти? И что будет делать Марат? Оба обещалимне молчать и все-таки не выдержали, улучили момент… Боже, как я устала! Мневдруг страстно захотелось домой, в свою одинокую квартиру, на диван к Жукентиюи Мейсону Кепвеллу.

– Кирка, что с тобой, ты чего так позеленела?

– Ох, Любашка, родненькая, я так чего-то устала. Ты жезнаешь, я совсем не привыкла жить в вихре вальса…

– Кирюшка, соберись, я все понимаю, ты на частирвешься, да? Знаешь что, гони-ка ты в шею всех мужиков, давай мы с тобой вдвоемкуда-нибудь закатимся, хоть потреплемся по-человечески, а то вон уж сколько тыздесь, а мы толком и не поговорили.

– Ох, хорошо бы…

– Мама, тетя Люба, вы чего тут шушукаетесь? Мам, я ужеубираю со стола, мы как, сразу все подадим – чай, кофе, сладкое и мороженое?Или нет?

– Я думаю, сразу, чего лишнюю суету разводить. Поставимвсе на стол, и пусть каждый берет что хочет. Я ставлю чайники, а ты там спроси,кому чаю, кому кофе.

– Да Лизке скажи, пусть оторвет задницу отстула! – напутствовала ее Люба.

– Она и так уже тарелки собирает! – доложилаДашка.

И правда, в кухню вплыла Лиза с большой стопкой грязныхтарелок. А за нею Вавочка и Маня, Дашина подружка по ульпану.

Они принялись сразу же мыть посуду.

– Вавочка, зачем, мы бы и сами помыли.

– Понимаешь, Мурашка, мне всегда как-то совестно – людитрудились, готовили, накрывали, а мы пришли, сожрали все, разгромили и досвидания. Поэтому я всегда стараюсь хоть часть посуды помыть!

– Ты истинная христианка, Вавочка!

– Да, знаешь, Кира, я тут приняла православие.

Или я сошла с ума, или все кругом с ума посходили? Надо былоуехать из России в Германию, потом перебраться в Израиль, хотя большинстводелает как раз наоборот, чтобы принять православие?

Пока христианка Вавочка с Маней мыли посуду, мы с Любкойзаварили чай, кофе, приготовили чашки, блюдца и вазочки для мороженого.

– Кирка, доставай мороженое, а то будет слишкомтвердым, – деловито распорядилась Любка.

Я достала из морозилки Маратову шляпную картонку, развязалаизящный бант, сняла крышку и…

На огромном, ослепительно красивом торте большими кремовымибуквами было выведено: «Она соперниц не имела!»