Но звонила Вера.

– Кира, позволь поздравить тебя и от души пожелатьсчастья, а главное, твердости!

Господи, неужто она поняла мои колебания?

– Спасибо вам. Вера, я страшно тронута. А кстати, Котяне у вас?

– Нет, деточка, за ним приехал Лазарь и повез его вХайфу, но не волнуйся, к пяти он будет у тебя. Он решил съездить к Лазарю, ато, говорит, места себе найти не может.

– Вера, вот тут моя дочка рядом скачет, жаждетпоблагодарить вас за ковер. Как она его увидела, только и знает что твердит –хочу учиться делать такие ковры!

– Учиться? У меня? Ну что ж, пусть приедет ко мне, мы снею познакомимся, а там видно будет! Если поладим, буду очень рада! Передай ейпривет и мои поздравления. Пусть позвонит мне, я почти всегда дома.

– Она согласилась, мама, согласилась? – вопилаДашка.

– Сказала, если ты ей понравишься, то, может, исогласится.

– Тогда порядок!

– А вдруг ты ей не понравишься?

– Это почему? – удивилась Дашка.

– А ты считаешь, что нравишься всем без исключения? –поддразнила я дочку.

– Ну, в общем и целом…

– Да, скромность не принадлежит к числу твоихдобродетелей!

Опять звонок. На сей раз это уже был Котя.

– Кирочка, Кузенька моя, поздравляю тебя и желаю тебетакого замечательного мужа, как я! И Дарью поздравь! Кстати, дозвониться к вам,дамы, просто немыслимо!

– Вероятно, из Хайфы труднее дозваниваться.

– Из Хайфы? А ты почем знаешь? У вас там что, отделениеМоссада? Нет, правда, Кузя, откуда ты знаешь?

– Вера звонила меня поздравить.

– Ого! Вот это победа! Сейчас расскажу Лазарю, то-то онудивится! Я им тут уже все уши прожужжал про тебя, они жаждут с тобойпознакомиться…

Боже мой, я считала, что эта поездка будет отдыхом, а ячувствую себя как белка в колесе. Марат – с его раскаянием и отцовством, Котя –с его любовью, стремительно плодящиеся родственники… Вот, мне уже необходимознать, где Котя, чтобы быть спокойной, душа и тело тянутся к нему, но где-то вглубине души шевелится то ли любовь, то ли жалость, то ли неизжитая обида наМарата… Как говорят, без пол-литра не разберешься. А может, мне сегодня вечеромпросто напиться и тогда все проблемы отпадут сами собой?.. Нет, ничего невыйдет, во-первых, я напивалась раза три в жизни, а во-вторых, не стану же япортить праздник дочке.

– Мамуля, уже два часа! Пора заняться красотой.Давай-ка я тебе налью ванну, у меня есть роскошная тонизирующая соль – полежишьчетверть часа и будешь как новая!

– А ты?

– А что я? Мадам, вы забываете о небольшой разнице ввозрасте! Мне достаточно принять душ.

– А зачем же тебе эта соль?

– Мне ее подарили. Кстати, заберешь в Москву, мне онабез надобности.

После действительно очень приятной ванны Дашка сделала мнеманикюр – она успела в Израиле освоить эту специальность, – а потомзанялась моими волосами. Это мы с нею обе любили. Она всегда считала, что япричесываюсь кое-как, не тщательно, и, когда было время, мы с нею играли впарикмахерскую. Она колдовала надо мной с разными щетками и расческами, ирезультат всегда был превосходный. Дашка готова была уже заняться моим макияжем,но тут я воспротивилась.

– Нетушки, мои детушки! Я сама, а то, я знаю, ты мнетакое нарисуешь!

– Мамуля, я только хотела, чтобы ты была на уровнепоследних веяний!

– Это с лиловыми тенями и с кольцом в носу? Нет, я ужкак-нибудь по старинке!

– Да ладно, мамсик, не бурли! Рисуй сама что хочешь! Нокогда будешь одеваться, позови меня! Кстати, может, первый пирог уже сунуть вдуховку?

– А который час?

– Три.

– Нет, еще рано, через полчасика.

Итак, я стала «делать лицо». Как ни странно, с годами яупотребляю все меньше косметики. Помню, в ранней юности мы с Алевтиной мазалисьтак, что штукатурка с лица сыпалась! Страшно вспомнить, как мы,шестнадцатилетние идиотки с прекрасной молодой кожей, сперва наносили толькочто появившийся в продаже немецкий крем-тон, потом глубоко отечественную жидкуюпудру, а сверху еще сухую. На верхних веках рисовали стрелки и накладывалиголубые тени. И были уверены, что иначе просто не может быть! Дурацкое время –юность! Вот уж не хотела бы вернуться в те годы! Лучший женский возраст – сороклет. Ты уже умная, все знаешь, все понимаешь и еще все можешь! Комплексыотпадают, как пересохшая шелуха, и ты кума королю! А если ты хорошосохранилась, то, при определенных условиях, можно довольно долго длить этотпрекрасный возраст – за сорок! Тебя уже не проведешь на мякине, правда, толькопри условии, что ты не влюблена как полоумная. Тогда, конечно, хуже. От любви влюбом возрасте дуреешь. Но я ведь не влюблена как полоумная? В Котю я влюблена,да, безусловно, но сказать, что как полоумная… Но не влюблена же я в Марата, всамом-то деле? Тогда что? Что со мной творится? Почему меня бросает то в жар,то в холод? Почему я то на седьмом небе, то словно лечу с гор, не зная, во чтовляпаюсь внизу? Впрочем, понять, отчего я чувствую себя на седьмом небе, не такуж сложно – в моей жизни появился Котя и наконец исполнилась заветная мечтаутереть Марату нос. А вот отчего я куда-то несусь…

– Мамуля, ты готова?

– Осталось только блузку надеть!

– А я первый пирог уже сунула в духовку!

– Умница моя!

– Ой, мама, как красиво! Знаешь, на вешалке я этублузку недооценила! Такая мягкая, тоненькая, а выглядит как литое серебро! И дочего тебе идет! А с этой юбкой просто блеск! Погоди-ка, давай попробуем шарф наголову надеть, ну, мамочка, дай я завяжу, не понравится – снимешь, а я такпрямо и вижу!.. Ну, мать, это отпад! Полный! Ты посмотри!

Я глянула в зеркало. Дашка завязала дымчатый шарф необычайноэлегантным узлом чуть ниже левого уха и оба конца спустила на грудь.

– Правда здорово?

– Да, Дарья, нет слов… Слушай, но он же не будетдержаться!

– Не волнуйтесь, мадам, сейчас все сделаем! –Дашка побежала к себе и вернулась с какими-то хитрыми заколками. – Минуткутерпения, мадам, и даже ураган не сорвет этот шарф с вашей прелестной головки!Знаешь, ты даже выше кажешься в этом туалете! Ой, серьги немедленно сними, онис этим шарфом не годятся, слишком малы. Тут нужна одна длинная серьга.

– Дарья! В одной серьге я не согласна! Ни за что! Я непират!

– Что у тебя с собой есть? – Дашка лихорадочнорылась в моей косметичке с украшениями. – О, вот то, что надо! – Онавытащила мои старые-престарые серебряные серьги, длинные и довольноэкзотического вида, с мелкими жемчужинками.