– Что вы говорите! – неискренне удивилась она,обводя взглядом гостей. Взгляд ее остановился на Коте. – Кира, а кто этотинтересный мужчина?

– Мой жених, – не удержалась я, – но это покасекрет, Генриетта, прошу вас, никому ни слова!

– Кирочка, я здесь отбросила первую часть имени, менятеперь зовут просто Етта, здесь это звучит естественнее.

– Хорошо, буду знать!

– Мамуля, все в сборе, можно садиться за стол!Садитесь, садитесь! – закричала Дашка.

Началась обычная суета, но наконец все расселись. Я сиделамежду Котей и Любой. Марат оказался напротив, Дашка села рядом с ним.

– Кто у нас будет тамада? – кричали гости.

– Я! – вызвался Шац.

– Ничего подобного! – заорал Стас. —

Тамадой всегда и везде бываю я. У меня есть грузинскиекорни!

– Ввиду отсутствия грузинских корней предоставляю этуобязанность вам, – согласился Шац.

– Итак, друзья мои, первый бокал мы поднимем за двухнаших новорожденных – мою старинную подружку Киру и ее замечательную дочку.Ура!

– Грузинские корни, видно, очень глубоко зарыты, –проворчал Котя.

Пока все было отлично – народ насыщался.

– Дашка, пироги ты пекла?

– Нет, это мама!

– А рыба? Какая великая женщина готовила эту рыбу?

– Про рыбу я все знаю, – рявкнул Стас, –такую рыбу я имел честь неоднократно вкушать в доме моей подруги Киры! Ее мамаготовила гефилтер фиш божественно, и Кира стала ее достойной продолжательницей,она не только превосходная художница, но и великая кулинарка! Так выпьем же заэту рыбу – красивую, умную, талантливую, ох, что это я плету, выпьем за этуженщину…

Все смеялись, жевали, произносили тосты – словом, обычнаязастольная кутерьма. Лишь иногда я ловила на себе взгляд Марата – в немчитались изумление и тоска.

– Кирка, – прошептала вдруг Люба, – знаешь, ау него и в самом деле невыносимые глаза. Его жалко!

– Ага, теперь ты меня понимаешь! – шепнула я вответ. – Марат, что-то ты плохо ешь, – обратилась я к нему. –Тебе не нравится?

– Да что ты, Кирочка, все удивительно вкусно! Ты,кстати, тоже ничего не ешь!

– Вполне естественно, я ведь все это готовила, мне нехочется.

– Как тогда… – неслышно произнес он, а я прочиталапо губам.

Что же он со мной делает, я не могу оторваться от его глаз,что за власть они надо мной имеют!

Люба толкает меня в бок:

– Ты спятила? Если тебе на всех наплевать, хоть Котюпожалей.

С усилием оторвав взгляд от Марата, поворачиваюсь к Коте,который сидит мрачнее тучи.

– Кира, выйди на минутку в кухню!

Ого! Уже не Кузя, а Кира!

– Что случилось?

– Ничего! Прошу, выйди!

– Хорошо!

Я вышла на кухню, прихватив с собою освободившееся блюдо отрыбы. И тут же за мной явился Котя.

– Кира, не смей на него так смотреть!

– Как?

– Не знаю, но это непереносимо! Ты глаз с него несводишь. А между нами, смотреть там не на что!

– Котенька, родной, успокойся, я просто пытаюсь понять,из-за чего я столько лет сходила с ума, а еще слежу, как они с Дашкой общаются,ну, Котенька, ты же такой умный, все понимаешь…

– Я понимаю только, что ты вьешь из меняверевки, – чуть смягчился Котя. – Знаешь, я хочу объявить о нашейпомолвке.

– Котя, в нашем возрасте это просто смешно! Какая, кчерту, помолвка?

– А почему бы и нет?

– Потому что глупо!

– А если я просто скажу, что ты выходишь за меня замуж?Это можно?

– Котя, но я ведь, по правде говоря, еще несогласилась…

– Да куда же ты от меня денешься, моя хорошая? Я всеравно тебя доконаю! Уж если я встретил женщину, которую даже моя сестрицаодобрила, так я ее не упущу, будьте уверены! А кстати, ты сама просила неупустить тебя, так что молчи уж… – Он поцеловал меня. – А этому хмырюсинеглазому я тебя не отдам. Надо было двадцать лет назад чухаться. А ну пошли!

Он схватил меня за руку и потащил в комнату.

– Господа! Господа! Прошу минуту внимания! Вот эта дамасию минуту согласилась стать моей женой. Так что можете нас поздравить!

Все повскакали с мест, бросились к нам, стали обнимать, Стасуже орал «Горько!», но Котя весьма тактично заметил, что это преждевременно.

За столом остались сидеть только двое – Марат и Етта.

У Марата лицо было ошеломленное и убитое, а у Етты простозлое. Впрочем, оно у нее всегда таково.

Стройный порядок застолья был нарушен. Кто-то еще что-то ел,кто-то курил на балконе, кто-то толокся на кухне.

– Ребята! – крикнула Дашка. – А десерт?

– Погоди с десертом! – гаркнул Стас. – Спервапопляшем, попоем, доедим все, что есть на столе, а потом уж и до десерта делодойдет.

И вот в комнате молодежь топчется под музыку, а те, ктопостарше, собрались на балконе, где стояли кресла и стулья. Шац взял гитару иначал перебирать струны. Я сидела в кресле, а Котя присел на подлокотник, обнявменя. Марат сидел напротив и курил. К нему подсела Етта. Она о чем-то спрашивалаего, он отвечал как-то невпопад, явно думая о чем-то своем.

Вдруг она громко сказала:

– Подумать только – такое сходство! Кира, вы ненаходите, что Даша страшно похожа на Марата Ильича, просто одно лицо!

На балконе воцарилась мертвая тишина.

– Если бы я не знала, что Дашенькин папа давно умер, ямогла бы подумать…

– Прошу прощения, – очень холодно сказалМарат, – мне, конечно, весьма льстят ваши слова, но, поверьте, я тут нипри чем. В природе еще и не то бывает!

Молодец, не растерялся. Обещал сохранить это в тайне исдержал слово.

– Петух еще и трех раз не прокричал, а он ужеотрекся, – начал Котя.

– Не говори чепухи! – рассердилась я. —

Я его просила молчать, совершенно ни к чему при всехобсуждать еще и это! Завтра они встретятся с Дашкой и все выяснят.

– Я так понял, что завтра ты с ним встречаешься?

– Нет, теперь уже нет, они оба знают и пусть поговорятс глазу на глаз. Дашка уже не ребенок.

– Ты мудрая, как змея, Кузя!

– Я не мудрая, я вконец растерянная!

– От чего ты так растерялась, моя хорошая?