— Все прекрасно. — Это прозвучало бы более убедительно, еслибы он смог встать с пола. — А ты?

— Да. — И только сейчас до меня дошло, что я могла быумереть. Скорее всего, Балтазар спас мне жизнь. — Спасибо тебе...

— Не за что.

Я уставилась на окно. Призрачное слово уже исчезло с него.На что предъявляли права привидения? На комнату, где хранились документы?Северную башню?

Или на саму академию «Вечная ночь»?

— Как по-вашему, события вчерашнего вечера похожи на то,свидетелем которого вы были раньше? — Миссис Бетани сидела за своим столом иделала какие-то пометки, даже не глядя на то, что пишет. Взгляд ее прозрачныхглаз не отрывался от меня.

— То, что я видела в комнате наверху северной башни, было нетак страшно. — Миссис Бетани нахмурилась, и я поняла, что от такого объяснениятолку мало. — Там стало холодно, и появилось изображение изо льда — мужскоелицо, а не слова. И он со мной заговорил. Сказал: «Прекрати».

— «Прекрати»? — Отец стоял с одной стороны от стула, накотором я расположилась, мама сидела с другой. Это они убедили меня прийти сюдана совещание и, похоже, испугались видения на балу больше, чем я, а это омногом говорило. Папа так сильно стискивал спинку стула, что я видела, какнапряглись мускулы у него на руке. — Что это значит — «прекрати»?

— Не знаю, — ответила я. — Честное слово, понятия не имею.

Миссис Бетани задумчиво поднесла ручку к губам.

— Вроде бы вы там, наверху, ничего особенного не делали,просто дожидались мистера Мора. Верно?

Видимо, настало время сказать правду. Очевидно, от этогозависела безопасность остальных.

— Там, наверху, я читала кое-какие документы.

— Документы? — Миссис Бетани прищурилась.

— Ну, чтобы убить время. — Достаточно убедительно? Я оченьнадеялась, что да. — И... мы с Балтазаром ходили туда сегодня вечером.

К счастью, никто не спросил зачем. Думаю, они решили, чтоэто очевидно; или так, или они были не в состоянии мыслить здраво. Моиродители, похоже, нервничали сильнее, чем я думала.

— Какие документы, милая? — Мама положила руку мне на плечо.— Рассказывай все в подробностях. Все, что ты помнишь. Это может быть оченьважно.

— Да что тут помнить? Я просмотрела несколько документов,ничего особенного в них нет. Не понимаю, почему призраки из-за этогоразозлились.

— Вопрос в том, что заставило их действовать, — процедилпапа сквозь стиснутые зубы. — Мы должны это выяснить, и чем скорее, тем лучше.

— Простите, Адриан, но вопрос не в этом. — Миссис Бетаниположила ручку. — Вопрос в том, как нам избавиться от призрака. Вы прекраснознаете, что существует весьма конструктивный способ справиться с этойпроблемой.

Мама сильнее сжала мое плечо. Ее рука дрожала. Я слюбопытством глянула на нее, но мамино лицо оставалось непроницаемым.

Папа, кажется, вообще не услышал того, что сказала миссисБетани.

— Призраки ненавидят вампиров. Они враждебны и очень опасны.Вчерашний вечер доказал это, не оставив и тени сомнений.

— Этого я не оспариваю, — подтвердила миссис Бетани. — Яимела в виду только одно: мы по-прежнему должны придерживаться нашихсобственных целей, а не устраивать истерику из-за призраков.

Слова отца напомнили мне о вопросе, возникшем у меня послетого, как я впервые поговорила с Балтазаром о привидениях.

— А почему призраки ненавидят вампиров?

Мама с папой переглянулись, явно не зная, что сказать иговорить ли вообще. Миссис Бетани сложила руки. Ответила мне именно она:

— Никто точно не знает своего происхождения: ни вампиры, нилюди, ни призраки. Мифы весьма отличаются друг от друга, а наука мало что можетсказать тем из нас, кто сумел пережить свою смертную жизнь. Но сохранилисьлегенды, в которых содержатся крохи истины.

— Легенды?

— Когда-то существовали только люди, — сказала миссисБетани. — Очень, очень давно. До появления исторической науки, даже допоявления истинного человеческого сознания. Следовательно, это было время до...нравственности. Намерение. Эмоция. Человек жил, как животное, в единении срадостями плоти и не пытаясь понять собственную душу. То, что сегоднячеловечество называет сверхъестественным — предвидение, чтение мыслей, умениепроникнуть в чужой сон, силы, превосходящие возможности плоти, — все это в тевремена было частью природного мира, такой же простой и очевидной, как земноепритяжение. Но человек эволюционировал. Развивалось сознание. А вместе ссознанием появилась способность грешить.

Я молча уставилась на миссис Бетани. Мне никогда недоводилось слышать ничего подобного, и, судя по напряженному молчаниюродителей, им тоже.

Миссис Бетани продолжала, и впервые ее голос не звучал нихолодно, ни презрительно:

— Настал день, когда один человек убил другого: не обдумываяэтого заранее, без намерения, даже не понимая, что значит отнять чужую жизнь.Но когда этот удар был нанесен, узы между естественным и сверхъественным мирамипорвались. И хотя жизнь первой жертвы завершилась, ее существование незакончилось. Сверхъестественная часть первого убитого раскололась надвое — натело и на душу. Вампиры — это тело нежити. Призраки — души нежити. Наши силынепохожи. Наши сознания различны. С тех пор и навсегда мы отделены от них и отчеловечества.

От избытка новой информации голова у меня кружилась.

— И все это правда?

— Доказать этого я не могу, но многие из нас давно в этоверят, — призналась миссис Бетани. — И сама я тоже склонна верить.

— Вы хотите сказать, всякий раз, как возникает новый вампир,возникает и привидение?

— Нет. Наше «генеалогическое древо» расщепилось с тем самымпервым убийством. Вампиры могут создавать и других себе подобных. Призраки...им приходится быть более изобретательными. — На губах миссис Бетани играластранная улыбка. — И все-таки они тоже могут появляться спонтанно. Определенныевиды убийств, в особенности те, что связаны с предательствами и нарушениемобещаний, влекут за собой появление привидений. Это редкость, но это случается.

— Но если вампиры и призраки больше не имеют между собойничего общего, почему они нас ненавидят?

Она пристально всмотрелась в меня и только потом произнесла:

— Большинство призраков не могут долго поддерживатьфизическую форму. Должно быть, это сводит их с ума — видеть мир, но быть не всостоянии стать его частью. Подумайте, как бы вы себя чувствовали, мисс Оливьер,если бы оказались в такой ловушке: в бессилии наблюдать за существованием живыхмертвецов, которые по-прежнему в состоянии чувствовать, действовать инаслаждаться своей земной жизнью. Подумайте, насколько мы ближе к настоящейжизни. Теперь вам более понятно?