Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не думаю, господин Элвиг, — сказал Дрейк и, отойдя к стене, с облегчением опустился на скамью.
— Может быть, сам господин дварф нас просветит чуть позже, когда придет в себя? — предположил лекарь, протерев лицо, и кинул тряпку в корзину к точно таким же.
— Господин Элвиг… Не знаю, как вас благодарить. И прошу простить меня за то, что угрожал тебе сталью.
— Пустое, Дрейк. Думаешь, ты первый, кто притащил ко мне друга? Знал бы ты, сколько раз клинки плясали в дрожащих руках возле моего горла, а горящие праведной яростью воины готовы были отправить меня к праотцам, если я не помогу спасти жизнь их товарища… — усмехнулся лекарь, помахав ладонью возле шеи.
— И все же… — начал было оружейник, но лекарь сердито посмотрел на него и тот прикусил язык.
— Старый ты упрямец, и здесь туда же! Ну поставишь мне ящик красного ангремского, раз тебе неймется!
Дрейк расплылся в улыбке, прикрыв глаза, и откинулся спиной на стену лазарета.
— Где ж я возьму в Дентстоуне ангремское? Мы же не в столице!
— Не моя забота! Ты хотел отблагодарить? Благодари. Я знаю, у тебя есть связи, достанешь. И запомни, я люблю урожай восемьдесят девятого! А теперь подите прочь, у меня еще уйма раненых! Помогите только перенести дварфа на койку, больно он тяжелый, а мои парням надрываться еще весь день!
***
— Бездна… — устало выдохнул Дагна, поглядев вокруг.
Дварф стоял в центре огромного круга, покрытого искусной резьбой. Руки его были прикованы цепями к толстым стальным кольцам, вделанным прямо в гранитный пол исполинской пещеры. Совет Старейшин в полном составе сидел вокруг него на своих тронах.
— Твоим преступлениям нет оправдания! — прогремело эхо. — И тяжесть их столь велика, что ни одна кара не будет достаточна. Даже пытки и казнь были бы слишком мягки для искупления твоих грехов, двергурим. Тебе есть что сказать?
— Я уже все сказал, Верховные, — спокойно ответил Дагна, без страха глядя в глаза старцам. — Они заслужили своей участи.
— Не тебе решать, презренный! — эхо от голоса говорившего заметалось под самым потолком. — Ты нарушил священный закон, пролив кровь собратьев вне судебного поединка!
Дагна молча разглядывал десять старых дварфов, бороды которых спускались почти до самого пола. Из-под длиннополых одежд, расшитых золотыми нитями и драгоценными камнями, выглядывали чуть загнутые кверху носы сапог искусной выделки. Дагна несколько отрешенно думал о том, как все эти вещи должны быть неудобны. Отчего-то в тот самый миг, когда решалась его судьба, он думал о таком пустяке, как одеяние Старейшин.
— Дагна Тяжелый Молот! — голоса звучали повсюду, а Верховные дварфы будто даже не открывали ртов, — Твою участь будет решать Всеотец!
Старейшины поднялись с тронов и слитно грянули тяжелыми аргенитовыми посохами о гранитный пол Чертога, высекая снопы синих искр.
— Здесь и сейчас!
Вспышки искр и звон ударов.
— Зерор Кователь Душ!
Звон и искры.
— Услышь своих детей!
Искры и звон.
— Хорм трогир, Зерор!
Удары слились в единый гул. Сияние залило весь Чертог, ослепляя Дагну. Голоса Старейшин завибрировали, окружая его со всех сторон.
— Хорм трогир Зерор, аул Дренгр! Хорм трогир, аул Солар! Хорм трогир, двергур Фатар!
Тишина и темнота тараном ударили Дагну, заставив согнуться от неожиданности. Не понимая где верх, а где низ, дварф вертел головой, не в силах что-либо разобрать. Во всем теле была необъяснимая легкость. Дагна поднес руки к лицу и поглядел на них, но ничего не увидел, кроме одной лишь тьмы.
— Ёнги…
Дагна оглянулся, но снова ничего не увидел.
— Ёнги… Дитя…
Голос словно был совсем рядом и в то же время нигде.
— Я везде, ёнги. Нет нужды искать.
— Кто ты? — спросил Дагна, не слыша звука собственной речи.
— Я всегда рядом. Но тебя привели туда, где тебе не нужно быть.
— Ты Зерор? — Дагна обернулся или подумал, что обернулся. Все было одинаковым вокруг. Он не ощущал тела. Даже мысли едва пробивались сквозь ничто, что было везде.
— Да, дитя. Другие отроки винят тебя, они хотят суда. Смешные.
— Я готов, Создатель.
Дварф чувствовал, как его сознание начинает сливаться с тем, что его окружало. Или он окружал всё. Дагна будто бы распался на мириады мельчайших частиц, и каждой из них ощущал пристальный взор. За долю мгновения вся его жизнь была поднята из глубин памяти и развернута невероятных размером полотном.
— Сколько боли, дитя… — голос сквозил скорбью и искренним сожалением. — Твоя душа изранена, но чиста. Отроки ошиблись. Судить буду их. Заигрались.
— Где я?
— В пустоте. Ты там, где не должно быть. Но ты тут.
Дагна начал погружаться сам в себя, а затем медленно, закручиваясь в спираль, направленную внутрь и наружу, разделился.
— Найди свой дом, дитя.
Дагна вытягивался в многокилометровую струну, стремительно летя вверх.
— Создатель… отец говорил… что мы прогневили тебя… и ты… разрушил наше королевство, — дварф упрямо, с трудом, с большими перерывами выговаривал слова, одной только железной волей удерживая рвущийся на части разум. — Что я найду в руинах?
Переливчатый, будто хрусткие льдинки, негромкий смех понес на своих волнах Дагну сквозь миры и эпохи.
— Ёнги, ты все узнаешь позже.
Ласковый голос умиротворял и бережно окутывал дварфа. Мыслить сразу стало легче.
— Почему не скажешь сейчас?
— Твой разум уже плавится от моих слов, что несут даже крупицу знаний. Ищи моих первенцев, они расскажут тебе остальное.
— Я устал, Создатель, выгорел, во мне больше нет силы. Если ты и правда Зерор, то знаешь, зачем я здесь. Даруй мне покой, прошу.
— Знаю, ёнги, — печально произнес голос. — Но не могу. Я ни у кого не отнимаю жизни.
— Выживших после твоего Суда можно пересчитать по пальцам! — беззвучно вскричал Дагна.
— Я лишь раскрываю картину жизни, ёнги. Каждый сам делает свой выбор. И ты свой уже сделал. Пламя твоей души еще тлеет, жаждет жизни. Выполни мой завет, дитя, и обретешь так желаемый тобой покой. Найди Дренг-ин-Дар и успокой пустоту в его недрах первородным пламенем. Иначе беда. Я всегда рядом, дитя, и помни, ничто не происходит случайно. С тобой останется мой Зов, используй его с умом в трудный час. Теперь иди.
Дагна свернулся в точку и, сверкнув, рухнул вниз. Сквозь пустоту внезапно проступил свет, и у дварфа перехватило дыхание, когда он с размаху влетел себе в макушку.
Цепи опали с его рук ржавой трухой. Дагна упал на колени, когда