Столица встретила праздным шумом; сегодня отмечали день Святого Пожинателя. На тротуарах было полно нарядной беззаботной публики. То и дело я ловила на себе изумленные взгляды — серые балахоны послушниц Общины Отроков Света, да еще такие истрепанные, в Наосе видели нечасто. Адепты столичных домов Общины придерживались нового уклада, носили городское платье, а традиционные наряды надевали только на служения и медитации.

Первым делом я нашла здание столичной почты, украшенное сверкающей вращающейся сферой и парой блестящих медных крыльев. Не без робости зашла внутрь. При виде меня охранник в черном мундире с серебряными галунами сделал движение, как будто хотел преградить путь, но потом передумал. Я прошла к резной деревянной стойке и попросила хорошенькую улыбчивую барышню помочь мне сделать денежный перевод.

Две трети полученного жалованья я выслала отцу. Приложила письмо, в котором рассказывала о прекрасном месте, которое мне удалось заполучить, о замечательном доме, в котором я теперь жила, и о щедрых хозяевах. В детали не вдавалась: отца не стоило тревожить. Помочь он мне все равно не мог ни делом, ни советом.

Пока барышня старательно наклеивала марки и задорно шлепала деревянной печатью на конверте, я с завистью рассматривала ее пышную белую блузу, шелковый черный галстук, красные митенки из тонкой кожи, и накрашенные розовым пухлые губки. Вот бы и мне научиться делать простую, но кокетливую прическу, чтобы локоны блестели и падали на скулы и шею! Всю жизнь я закручивала свои белокурые волосы в тугой узел и прятала под серым лопоухим чепцом, как предписывал старый уклад Олхеймской общины.

Решено — как получу следующее жалованье, непременно зайду в парикмахерскую, которую я заметила рядом с почтой; ту, где над входом висят гигантские ножницы и сами по себе раз в минуту щелкают медными кольцами, а из окон доносится волшебный запах ландыша.

Закончив дела на почте, я медленно двинулась вдоль широкого проспекта, дивясь окружающим меня чудесам.

Центр столицы был прекрасен, как фантастический и немного кошмарный сон, от которого просыпаешься в холодном поту, но потом вспоминаешь с восторгом и замиранием сердца.

За гребнями крыш возвышалась громада Адитума. Вечерняя дымка скрывала нижнюю часть гигантского сооружения. Исполинская башня словно парила над столицей, ее шпиль упирался прямо в циферблат Небесных Часов.

Здания поражали совершенными формами и цветами; башни возносились на головокружительную высоту, белоснежные и золотистые арки казались невесомыми.

Я видела дом, полностью покрытый медной чешуей, дом, источающий призрачное сияние, и дом, свитый из латунных труб и проволоки.

Удивительно, на что оказалась способна фантазия теургов, подкрепленная мощью потусторонних сущностей. Я вертела головой направо и налево, и таращила глаза, как деревенская простушка на ярмарке.

Ничего похожего на грязные, мрачные окраины, затянутые серым смогом и гарью, с толпами угрюмых безработных и праздношатающихся нетрезвых моряков.

Улицы в Наосе гудели. Резво проносились кабриолеты на магическом ходу и лакированные экипажи, запряженные рысаками-некроструктами. Выглядели они куда привлекательней наших библиотечных стражей или вчерашней полицейской ищейки. Ухоженная черная шкура и полированные шарниры блестели на утреннем солнце. Мощные конечности ступали сильно, равномерно. Немного портили магических скакунов неровно обрезанные темные сухожилия в местах сочленений плоти и металла, да украшенные гравировкой стальные ребра, которые создатель некроструктов по какой-то причине решил оставить оголенными.

Вскоре шум и пестрые краски Наоса начали утомлять. Я чувствовала себя не в своей тарелке. Слишком много внимания привлекало мое серое невзрачное одеяние. Публика в центре столицы была под стать сияющему великолепию домов; даже прислуга щеголяла в таких элегантных униформах с блестящими пуговицами и тонким шитьем, что оставалось лишь завидовать. То и дело я ловила недоуменные взгляды, смешанные с легким презрением. Пару раз вслед свистели веселые приказчики, а швейцары едва заметно хмурились, когда я приближалась к ярким витринам.

Наконец нашла магазин, где продавали обувь. В высокой витрине безлицая механическая кукла в костюме и цилиндре наездницы поочередно приподнимала стройные металлические ноги, демонстрируя модные сапожки для верховой езды.

Элегантные продавцы отнеслись к непрезентабельной покупательнице нарочито приветливо, отчего я смутилась и остро почувствовала неуместность своего затрапезного наряда.

Торопясь, выбрала пару простых на вид, крепких ботинок и мягкие кожаные туфли на бесшумной подошве — для дома. Манерный белокурый приказчик попросил присесть на мягкую кушетку и внезапно изящно пал передо мной на колени, чтобы помочь примерить обувь. Я покраснела и растерялась: заподозрила, что утонченный магазинный юноша с трудом скрывает насмешливую улыбку, касаясь потрепанного подола и грубых шерстяных чулков. Впрочем, вел он себя безупречно.

Кое-как дотерпев до окончания примерки, я заторопилась расплатиться.

Когда учтивая, лишь каплю высокомерная продавщица назвала цену, я осознала свою ошибку. Стоило держаться от роскошных магазинов Наоса подальше. Стоило не пожалеть времени и отправиться за покупками на окраины, в Предгород, где в «Магазине мануфактуры и готового платья Брукса» за 20 декатов можно было одеться с головы до ног.

На две пары обуви в «Модном обувном магазине Ринарда Ремье» ушли почти все деньги, оставшиеся от первого жалованья. Неуместный стыд не позволил повернуться и уйти из магазина с пустыми руками. Осталась кое-какая карманная мелочь, но с покупкой платья или теплого жакета придется подождать.

Забрав коробку, украшенную серебряным вензелем, я покинула магазин и решила отправиться в обратный путь.

Чтобы выйти к набережной Киенны, свернула на узкую улочку, где тесно жались друг к другу старинные дома из пористого серого камня. Были они не такие древние, как в квартале Мертвых магов, но все же возводили их не демоны, а люди, и оттого дома имели привычный, понятный вид: респектабельные черепичные крыши, полукруглые эркеры, дубовые ставни и медные таблички на дверях. Приятно пахло нагретым камнем и поздними осенними цветами.

В глухой аллее расположился небольшой уютный скверик с одинокой скамьей, куда я и устремилась. Мне не терпелось выбросить старые разбитые башмаки и надеть только что купленные. В магазине я сделать этого не решилась, и теперь, удобно пристроившись на скамье, достала из коробки завернутые в тонкую шелковую ткань ботинки и переобулась. Встала, притопнула ногой, зажмурилась от блаженства и решила, что дорогая покупка стоила каждого отданного за нее деката — мои новые ботинки были восхитительно легкими и удобными. Акация надежно скрывала скамью от посторонних глаз, поэтому я сделала несколько смелых танцевальных па. Грубые башмаки из козлиной кожи, которые носили послушницы общины, нещадно натирали кожу, поэтому приходилось оборачивать ступни грубым полотном или надевать толстые носки. Никогда в жизни не надену эти пыточные инструменты!