– То есть? – еще больше удивилась Галя. – Хотите сказать, вы верите, что все это из-за Дерева любви?

От смеха она чуть не свалилась со своего баула.

– Но ведь оно сработало, – проговорила Анька.

– Чудес не бывает, – вздохнула Галя и, определив по наручным часам, сколько у нее времени, безжалостно вывалила все нижеследующее.

Леха сам выдумал легенду об Иване да Марье. И за Деревом любви стоял тоже он. Точнее, стоял он не за самим Деревом, иначе бы его было видно, а за створкой окна своей вожатской, крайней справа по коридору комнаты на первом этаже второго корпуса. На закате, перед планеркой, у него как раз был свободный час, и проводил он его, внимательно слушая мольбы страждущих, которые пришли к любовному тотему.

С одного раза Леха мог не расслышать произносимое имя объекта страсти – однажды это уже случилось и привело к некоторому недоразумению, – поэтому теперь полагалось произносить нужное имя трижды и разборчиво, а лучше с фамилией и номером отряда.

Услышанное имя Леха записывал в специальную тетрадку и становился свахой, для чего, например, жарил картошку и просил отнести ее в четвертый корпус, а плату за свои услуги брал конфетами, которые собирал под Деревом любви в конце рабочего дня.

– Ну что вы на меня так смотрите? – спросила Галя, увидев наши вытянутые лица. – Может, вы еще не в курсе, что Деда Мороза нет, а подарки под елку родители кладут?

С подоконника Гриба упал глиняный Чебурашка, которого Наташа ставила сушиться.

– Да ладно! – вскрикнула она, сраженная новостью. – Девчонки, вы слышали? Деда Мороза нет!

Где-то в недрах Гриба упали еще несколько Чебурашек. Галя почесала нос и виновато пожала плечами:

– Да, неудобно как-то получилось. Но ведь они все равно бы когда-нибудь узнали, да и вы тоже. А я вообще-то со склада иду. Может, вам для концерта что-нибудь дать?

Покопавшись в бауле, Галя достала несколько медицинских халатов и сунула их будто оглушенной Аньке. Затем еще раз извинилась и поспешила откланяться. Ей срочно нужно было раздать реквизит другим вожатым, но внезапно она вспомнила, что не утвердила списки команд для «Веселых стартов», и побежала на стадион к Лехе.

* * *

Леха сбросил шлепанцы и положил уставшие ноги на Галин баул. В спину уперлась скамейка заднего ряда.

– Знаешь, Галя, – сказал он, поправляя на голове съехавший на бок дырявый лопух, – есть такой старый лагерный прикол, когда спящего за одежду к матрасу пришивают. Я, наверное, приду как-нибудь ночью и зашью тебе рот. Зачем ты им сказала, что Дерево любви неволшебное? Это же не так.

– Леш, у тебя солнечный удар, что ли? Теперь будешь говорить, что не ты все мутишь?

– Одно другого не исключает. Я, может, только путаюсь у него под ногами, то есть под корнями, а оно и без меня знает, как все лучше сделать. Придумала тоже… Неволшебное. Еще скажи, что Деда Мороза нет.

* * *

Перед отбоем на тихий час произошла еще одна неприятность. По сравнению с тем, что в жизни не оказалось места чуду и Анька прорыдала все оставшееся до конца занятия время, неприятность выглядела настолько ничтожной, что на нее сначала даже не обратили внимания. У Женьки заболел живот.

Первые признаки недомогания он почувствовал еще возле домика Анатолия Палыча, когда в паре с Сережей ждал окончания занятия по выжиганию. Тогда жить было еще можно, и Женька надеялся на силу заговора «Соль-соль, унеси мою боль, отдай дрозду или брось в…» В общем, далеко. Но, несмотря на принятые меры, после обеда его состояние ухудшилось, а потом он и вовсе пропал и перестать выходить на связь. Однако обнаружили это не сразу. Да и то только по отсутствию в коридоре характерного запаха.

…В 2001 году маэстро парфюмерного искусства Оливье Кресп создал для бренда Dolce&Gabbana классический итальянский аромат, который несколько лет не покидал мировые топы элитных парфюмов и стал за это время синонимом чувственности, эмоциональности и женской непредсказуемости.

Название аромата Light blue, что означает «светло-синий», по замыслу создателей должно ассоциироваться у покупателей с синевой Средиземного моря и красотой бездонного неба Италии. Поговаривают, что цвет флакона в точности повторяет оттенок морской воды у берегов острова Капри и что сочетание его верхних нот есть не что иное, как дуновение океанского бриза в жаркий сицилийский полдень.

Стойкий шлейф Light blue погружает в атмосферу праздника на итальянском побережье, поэтому носить его предпочитают импульсивные и страстные натуры.

Несмотря на то что аромат этот женский, предпочитал его и Женька. Все, чего он касался, тут же начинало пахнуть лимонами, яблоками и мускусом. И это было очень даже неплохо, потому что все, чего Женька не касался, обычно пахло карболкой и хлоркой.

А еще как импульсивная и страстная натура Женька был страшным матерщинником, поэтому когда мы втроем после отбоя на тихий час вошли к нему в вожатскую, чтобы поинтересоваться, куда он, собственно говоря, подевался, то сначала погрузились в атмосферу праздника на итальянском побережье, а уже оттуда прямиком отправились в суровые будни читинского дисбата.

Из ответа на вопрос, почему он лежит тут такой бледный и стонет, вместо того чтобы, как все нормальные люди, укладывать детей, цензуру прошли бы только три слова: «сдохну», «аппендицит» и «идите».

– Ты не можешь умереть сейчас! – вскрикнула Анька и кинулась к нему на грудь, которую он обнажил, чтобы было легче дышать. – У нас после тихого часа фотографирование!

Я укусила себя за кулак и, кажется, начала плакать:

– Женя, ты даже не представляешь себе, насколько нам важно хорошо получиться на этих фотографиях! Давай ты умрешь не сейчас. Давай хотя бы завтра!

Я опустилась на колени возле кровати и взяла его за бледную, переливающуюся перламутром ладонь.

– Так, расстегивай штаны! Быстро! – Анька оттолкнула меня от умирающего напарника, но тот лишь дважды дернулся в предсмертных судорогах. – Быстро, я говорю!

Женька угасал на глазах. Нельзя было терять ни минуты, поэтому Анька сама схватила его за ширинку и со всей силы рванула вниз, но талия на дырявых Armani была такой низкой, что Женька взвыл, снова погрузив нас в непередаваемую атмосферу читинского дисбата, а Сережа схватился за голову и вышел в коридор. Стянув с Женьки Armani, на которых появились две новые дырки, Анька опустилась на пол и вытерла ими выступивший на лбу пот.

– Успели, – выдохнула она. – Никакой это не аппендицит. Жрать надо меньше и штаны по размеру носить.

Оставшись в трусах от Кляйна, Женька почувствовал себя лучше, порозовел и даже смог