Только бы не было «мессеров», только бы не было…

Передние «Илы» покачали крыльями. Наше звено шло практически в ряд, то есть строем развёрнутого фронта. Но моя «шестёрочка», постоянно заваливающаяся на правое крыло, отставала. Гришка теперь тянулся за Андреем. Три машины второй эскадрильи через некоторое время образовали клин. Вижу, что Жихаря тоже зацепили. Его машина слегка покачивается и виляет по курсу.

Последняя «шапка» чёрного дыма повисла далеко у нас за хвостами. Всё, мы вышли из зоны зенитного огня. Ковалёв вышел вперёд и задал направление группе на 240 градусов. Машины номер 44, нашего ведущего, впереди не было.

Комэск два отводит потрёпанную группу ближе к тому участку, где наши войска вклинились в немецкую оборону. Там у своих можно будет пойти на аварийную посадку. Или если совсем станет туго – прыгать.

Ещё минута, ещё одна… Хотел парировать крен триммером – не получается. Видимо, куда-то в крыло хорошо попали. Причём снизу, так как повреждений я не вижу.

– Бур, ты живой, старик?

– Ш-шрш-вой.

– Посмотри со своей стороны – у нас нигде крупных дыр не видно?

– …хрр-ырочки только маленькие. Из-под правого крыла вроде что-то торчит. Мне плохо видно.

– Ладушки. Следи. Нас просто так, без подарков, не отпустят.

– Слежу.

В этом месте чёткой линии фронта не было. Она затерялась в перелесках и болотах. Определить, что мы уже у своих или под нами ещё противник, было почти невозможно. Но Андрей как-то это вычислил и повернул на курс 280.

Я переключился на внешнюю связь:

– «Грач семь», мы над своими?

– Да. Ты как? Лететь можешь?

– Можется с трудом. Но очень хочется.

– Ясно. Всем «Зубрам». Скоро будет большая поляна. Кто не может дальше тянуть – садитесь в этом квадрате.

– Я – «Грач шесть». Принято.

Остальные молчали. Видимо, на их машинах были только приёмники.

Снова переключился на СПУ:

– Бур, подбитый штурмовик, которого ястребки прикрывали, видишь?

– Х-ррш-х-же не вижу. Но он, наверно, ещё держится. Дыма в том секторе не наблюдаю, и – «МиГи», которые с ним остались, нас не догоняли.

Вдали показалось поле. «Ил» Жихаря и ещё одна машина стали отставать и пошли на снижение. Я решил, что попробую потянуть до своего аэродрома.

Ох, только хлопотное это дело. Машина удерживалась на курсе с трудом. И достаточно мне было переключить внимание на что-нибудь, кроме штурвала и горизонта, как тут же появлялся правый крен. Не резко, но как-то по-предательски незаметно.

Андрей ведёт нас параллельно фронту на восток. Два «Ила» сзади сели на аварийную. Развернуться над ними и оценить ситуацию нет ни времени, ни возможности. Если у меня крылья «ветрянкой заболели», то и у остальных не лучше. Ковалёв построил оставшуюся четвёрку клином. Курс 340. Под ними только зелень лесов и полей. Изредка мелькают дороги. Одну из них, самую широкую, по которой двигались какие-то машины, комэск выбрал в качестве ориентира.

– Журка! Отстаёшь.

Ага. Вот удивил. А то я сам не вижу. Только поделать ничего не могу. Начинаю идти прямо – заваливает вправо. Выравниваю крен – машину относит с курса влево.

Ребят надо отпускать. Иначе гробанусь не только я, но и все остальные.

– «Грач семь», то есть «Зубр семь». Оставляете меня. Я доковыляю. А так я только группу связываю.

В ответ – тишина.

– Андрей, сам же понимаешь, что так лучше.

Комэск не отвечает.

Зажатые ларингофоны снова впиваются мне в горло.

– Я – «Грач шесть». Комэск! Уводи группу.

– Без прикрытия останешься, – ответил Ковалёв после небольшой задержки.

– Ничего, я же со стрелком.

Андрей ещё помолчал. Чувствуется, что решение ему даётся с трудом. И сейчас он должен из двух зол выбрать наименьшее.

– «Зубр шесть». Держись этой дороги, что под нами. Она приведёт на аэродром Медынь. Если не сможешь удержать машину, то садись на аварийную или прыгай. Понял меня? Не рискуй.

– Вас понял. Давайте, парни, – ни гвоздя вам, ни жезла!

– Чего? Чего ты сказал? Не понял – повтори.

– Говорю: «Счастливого пути!»

Оставшиеся три машины прибавили скорости и начали пологий подъём. «Мигари» крутанулись надо мной и пошли за «Илами». Разрыв увеличивался всё больше и больше.

Ну а мы продолжим наш марлезонский балет. Какая там у нас часть по плану? Третья, что ли? Обороты убавить. Надо экономить топливо: у меня сейчас расход в полтора раза вырос. До своей поляны вряд ли дотяну… Но ведь ужасно хочется. Я на аварийную садился только на своём поле. Как это будет выглядеть «в гостях», даже и не представляю себе. И как потом меня искать будут. Если особист на полуторке – это одно дело, а если наш связник на «У‑2», то совсем другое. Опять же, Устина Борисовича как забрать? Так что тяни, «шестёрочка», пока тянется. А там видно будет.

Контроль масла – норма. Хотя и высоковато. Температура воды? Терпимо. Вот же зараза. Хватило на секунду оторваться от горизонта, как снова крен возник. Остатки нашей группы точками мелькают вдали, поэтому пока штурманской проводки мне не требуется. Я по ним ориентируюсь. Но скоро они оторвутся ещё дальше, и надо будет суетиться самому. Пожалуй, стоит осмотреться. Хорошо, что Андрей меня подвёл к шоссе. Мне оставалось только поглядывать на деревушки, которые иногда попадались по пути, и пытаться сравнить их с картой. Вот только при этом успевать парировать злополучный крен. На всякий пожарный случай поднялся до полутора тысяч. Обзор стал лучше. Но и риск выше. Если появятся «охотники», то я как утка на гнезде. Будем надеяться на Бура. В конце концов, кем были самыми лучшие стрелки в Африке? Бурами.

Надо своего защитника приободрить. Переключился на СПУ:

– Устин Борисович, как настроение?

– Нормальное.

– Тогда слушай концерт по заявкам трудящихся:

До своей поляны мы, конечно же, не долетели. Но всё-таки одолели более трёх четвертей пути. В принципе, топливо ещё имелось в наличии, но я счёл за благо пожалеть себя и машину. Поэтому когда увидел более-менее приличное место для посадки, то не преминул им воспользоваться. Перед этим успел «дотянуться» передатчиком до базы и сообщить «Роще», что «Грач шесть», то есть «Зубр», садится на аварийную. Нам пожелали удачного приземления и сообщили, что к нам направлена рембригада. Ну вот и спасибочки.