Сори же рассказывает о детстве в богатом районе Апкучжон-дон, и что она тоже единственный ребенок в семье. Влиятельной оказалась не только ее мать, глава «Джоа», но и отец-политик, а это значит, большинство ее друзей либо были детьми владельцев чеболей, либо одноклассниками, которых родители заставили с ней подружиться.

Пару лет назад ее отец завел интрижку, которую СМИ предали широкой огласке, и так называемые друзья сразу отвернулись от Сори. Это был ужасный, изнурительный период. И лишь Натаниэль до конца оставался рядом, на него Сори могла положиться несмотря ни на что.

Она улыбается при воспоминании об их первой встрече в тринадцать лет и том впечатлении, которое сложилось у нее тогда о Натаниэле. Сори считала его шпаной и хулиганом. Год за годом они дразнились и пытались превзойти друг друга.

— Знаешь, — говорит она, — как в средней школе мальчишки иногда ведут себя грубо с теми, кто им нравится?

— Ну Натаниэль дает, — тяну я. — Это совсем не круто.

— Скажи? — смеется Сори, хотя в ее голосе звучат грустные нотки.

— А ты вообще хочешь снова быть вместе с ним?

Какое-то время она молчит. Я уже начинаю сомневаться, что она ответит, когда наконец слышу:

— Я хочу стать айдолом. Это моя мечта, Дженни.

— Ла-а-адно, но ты же можешь и быть айдолом, и встречаться с Натаниэлем, верно? Или проблема в твоей маме?

— Дело не только в моей маме или в компании. Все куда серьезнее.

— А какие есть причины кроме этих?

Сори поворачивается на бок, чтобы посмотреть на меня.

— Ты правда не знаешь?

— Нет, но хочу узнать.

Ради нее. Ради Натаниэля. Ради Ги Тэка и Анджелы, которые стремятся к той же мечте.

Ради Джеву.

— Стать айдолом — огромная честь. Это значит, что у тебя получилось то, чего пытается добиться множество других людей. Но это только начало. Нужно работать изо всех сил, стараясь выпускать хорошую музыку, поддерживать свой образ и бренд, отлично выступать, выигрывать награды, оказываться в первых строчках чартов, устраивать раздачу автографов для фанатов, участвовать в телевизионных шоу, поддерживать сольные проекты других членов группы, иметь свои собственные проекты… — Сори прерывается, чтобы перевести дыхание. — Если сюда добавить кого-то еще, некоторым кажется, что он будет оттягивать на себя силы и внимание. Выходит, у тебя появляется человек, который важнее всего остального, и часть жизни, которой ты не собираешься ни с кем делиться. А ведь став айдолом, ты соглашаешься делить с фанатами всю жизнь без остатка, чтобы они могли любить тебя, не боясь, что ты подведешь или ранишь их.

Она вздыхает.

— По крайней мере, так я всегда считала. Эту причину я понимаю лучше всего. Я хочу дарить людям улыбки, согревать их сердца. И если мои свидания заставляют их переживать или считать, что я плохо стараюсь, то… я не стану ни с кем встречаться.

Я пытаюсь понять, о чем она говорит: все это настолько отличается от любых моих причин для беспокойства.

— Мне не кажется, что наличие отношений преуменьшает твои старания. Всем угодить невозможно, поэтому главное, к чему стоит стремиться, — это чтобы жизнь доставляла удовольствие прежде всего тебе.

Сори отвечает озадаченной улыбкой:

— Это настолько американский образ мыслей. Натаниэль такой же: плевать на всех вокруг, бери от жизни все.

— Я… не совсем это имела в виду. Скорее, что сильной, здоровой и счастливой нужно быть в первую очередь для себя, и только тогда ты сможешь помогать и дарить радость другим. Чем лучше и счастливее ты себя чувствуешь, тем больше можешь дать фанатам, верно? Они наверняка желают тебе того же.

Она медленно кивает, положив голову на руки.

— Да и вообще, разве тебе не приходило в голову, что если ты влюбишься, то сможешь написать намного больше песен о любви?

Сори смеется:

— Мы слишком забегаем вперед, Дженни, у меня же еще нет никаких фанатов!

— А вот и неправда, у тебя есть я.

— Я понимаю, что мы только-только перешли от соседок по комнате к дружбе, — смущенно говорит Сори, — но можно, я тебя обниму?

— Ой, да! — Я протягиваю руки и заключаю ее в объятия, достойные дяди Джея — такими можно и задушить.

— Ты вся потная! — хихикает подруга.

— Ты тоже! — Я отталкиваю ее, и она смеется, спрятав лицо в ладонях.

Уже час ночи. Мы снова ложимся на спины и какое-то время не разговариваем. По-моему, Сори уже в полусне, когда она поворачивается на бок и тихо бормочет:

— Если у виолончелисток есть фан-клубы, Дженни, то я хочу быть в твоем.

В воскресенье, когда я навещаю хальмони в больнице, мы смотрим корейский сериал по телевизору в палате вместе с ее соседками. По словам бабушки, это уже восемьдесят седьмая серия из ста.

Судя по тому, что мне удается понять из рассказов всех хальмони и содержания самого сериала, это история о девушке, которая в детстве потерялась в море в результате несчастного случая, но ее нашел и удочерил рыбак. Оказалось, девушка на самом деле была дочерью миллионера и наследницей огромного конгломерата в Сеуле. Но женщина, видевшая аварию, воспользовалась ситуацией и представила свою дочь как потерянную девочку, сделав ее наследницей компании вместо главной героини. Тем временем уже в настоящем девушка разрывается между двумя мужчинами: некогда бедным парнем, сумевшим подняться до рыбного магната собственными силами, и сыном семьи чеболей, с которым она была помолвлена с самого рождения. Еще, возможно, ее мать убили, а у самой героини нашли неизлечимую болезнь…

Когда серия заканчивается, я достаю еду, которую купила в пекарне: хлеб на закваске, густое, мягкое сливочное масло и ежевичный джем.

— Везет же тебе, онни[46], — говорит соседка справа. — У тебя такая заботливая внучка.

Соседка на другом конце комнаты качает головой и укоризненно цокает языком.

— Еще бы дочь о тебе так же беспокоилась.

— Не смейте ругать мою Суджон! — журит их хальмони. — Я горжусь ей и тем, как усердно она работает.

Мама собиралась прийти сегодня, но была слишком занята новым делом, которое направил ей коллега из Штатов, — иммиграционный спор по поводу Северной Кореи. Мама не устояла, и, честно говоря, я не могу злиться на нее за это. Она делает важную работу, поэтому я горжусь ей.

Но у нас не получается проводить время вместе, как я хотела, и это все-таки паршиво. Хотя она в любом случае должна появиться на презентации в конце семестра, где, надеюсь, смогу выступить и я.