— Это стакан для детей?

— О чем ты? — отвечает она, продолжая держать его у рта.

— Ну, чтобы им пользовались маленькие дети?

— Нет. Он для любого возраста.

— А, извини. Я отвлеклась. В смысле, все нормально.

— Нет, не нормально. Мы соседки по комнате, а я даже понятия не имею, чем ты занимаешься.

— Я могу показать, — говорю я.

В общежитии нельзя играть на наших инструментах из-за плохой звукоизоляции, поэтому я беру свой телефон.

Сори хлопает по кровати возле себя, приглашая присесть. Я забираюсь туда и плюхаюсь рядом.

— О боже, это что, египетский хлопок?

— Дженни, не отвлекайся.

Я открываю последнее видео, которое прислала мне бабушка. Оказалось, одна из медсестер записывала, как я играю «Le Cygne».

Я слежу за Сори, затаив дыхание, пока она смотрит мое выступление. Ее лицо не выдает никаких эмоций. Никогда бы не подумала, что могу так нервничать в подобной ситуации.

Досмотрев, она отдает мне телефон.

— Джеву был прав, ты просто нечто.

Я краснею.

— Я слышала эту мелодию раньше, — продолжает она. — Под нее поставлен известный балет.

— Ты интересуешься балетом?

— Я изучаю его, как и другие виды танца вроде современного сценического или хип-хопа.

— Значит, ты хочешь быть танцовщицей?

Сори отвечает мне таким взглядом, что я понимаю — сболтнула глупость.

— Я хочу быть айдолом. Для этого нужно уметь петь, танцевать и обладать индивидуальностью.

— Две трети из этого у тебя точно есть. — Подруга сужает глаза, и я поспешно добавляю: — Да шучу, шучу!

— Так вот что я упускала все это время? — сетует Сори, но ее губы изогнуты в улыбке, поэтому я понимаю, что она не против моих шуточек. — Но давай вернемся к твоим танцевальным навыкам. Не думаю, что ты справишься, если так и дальше пойдет.

— Да знаю, — раздосадованно вздыхаю я. — Я виолончелистка, наш вид ведет сидячий образ жизни.

— Тебе просто немного не хватает практики. — Подруга закусывает губу, задумчиво глядя на меня. — Как ты смотришь на то, чтобы выбраться отсюда сегодня вечером?

— А разве все не закроется? — непонимающе хмурюсь.

— Ты разговариваешь с дочерью главы «Джоа Энтертейнмент». Моя мать владеет тридцатью процентами акций этой академии.

— Что ты имеешь в виду? Я из простых смертных, объясни на моем языке.

— У меня есть ключ.

На самом деле это не столько ключ, сколько код к электронному замку на двери. Зайдя в танцевальную студию, мы бросаем свои вещи на пол. Перед выходом из общежития мы переоделись в спортивную одежду и собрали две сумки с едой, потому что, как зловеще предсказала Сори, «нам понадобится топливо».

Она включает только одну из ламп. К нашему везению, окна студии выходят на заднюю стену школы, а не во двор, поэтому у охраны не так много шансов нас заметить.

— Так вот куда ты уходишь каждое утро? — спрашиваю я, усаживаясь на пол и вытягивая ноги для разминки.

— Да, я тренируюсь здесь в течение часа, а потом иду в спортивный зал, перед тем как принять душ и пойти на занятия.

Звучит ужасающе, но в то же время впечатляет.

После разминки Сори подносит телефон к стене, подключаясь к звуковой системе.

— Давай-ка пройдемся по всей хореографии.

Сори действительно хорошо во всем этом разбирается, потому что мне достаточно один раз исполнить танец целиком, чтобы она поняла все шаги. Затем она показывает, как нужно двигаться, и это поразительное зрелище, особенно в самых эффектных местах — например, когда она танцует крамп.

— Не отвлекайся! — кричит Сори, заметив в зеркале, как я таращусь.

Спустя час пот градом льет из каждой поры на моей коже, а я сама готова повыдергивать себе все волосы до единого.

— Я полный отстой в этом.

— Перестань так строго к себе относиться, — советует Сори, поднося ко рту бутылку с водой. — Чтобы танец красиво выглядел, твоему телу сначала нужно как следует запомнить движения. Ты слишком стараешься выучить все сразу. Учись каждому движению отдельно. Ты же не сразу стала мастером виолончели, когда только начала играть, верно?

— У меня не так ужасно получалось, — бормочу я себе под нос.

— Тебя здесь никто не осуждает, — продолжает Сори, не обращая на меня внимания. — Не забывай: я слышала, как ты играешь на виолончели, и признала, что получается великолепно. Но танцы — это мой профиль, поэтому я пытаюсь тебе помочь.

Я изумленно смотрю на нее. Действительно как следует смотрю.

— У тебя очень хорошо выходит.

Приходит очередь Сори краснеть.

— Мне нравится… помогать людям. Когда я только поступила в старшую школу, то мечтала, чтобы меня называли «сонбэ». — Видимо, по мне заметно, что я не знаю это слово, поэтому Сори объясняет: — Младшие классы называют так старшеклассников. Мне хотелось, чтобы кто-нибудь называл меня «Сори-сонбэ» и просил помочь.

Она накручивает прядь волос на палец:

— Неловко-то как, да?

На меня вдруг накатывает непреодолимое желание обнять ее. Как можно быть такой очаровательной? Еще бы Натаниэль в нее не влюбился.

— Это так… благородно, — вырывается у меня от избытка чувств.

Она смеется, а затем продолжает уже серьезно:

— Ну что, с начала?

К полуночи я действительно начинаю что-то понимать в хореографии. Мое тело столько раз повторяло одни и те же движения, что мне больше не нужно вспоминать, что делать дальше. Когда у меня наконец получается сложная часть футворка[44], Сори объявляет перерыв, и мы достаем перекус. У Сори это витаминная вода и батончики из воздушного риса, а у меня чипсы из креветок и «Гаторад»[45].

После еды мы валяемся на спинах посреди студии и просто болтаем. Я рассказываю о том, как росла в Лос-Анджелесе, когда родители еще работали в закусочных, а мама параллельно училась на юриста. Как через пару лет после открытия караоке-бара отцу поставили диагноз. Самые тяжелые годы, когда он был в больнице, я пропускаю, перескакивая сразу к своим планам на будущее, в которые входит учеба в Нью-Йорке и полная независимость.