Эвакуация в тыл

Очнулся парень лишь после того, как его подняли в кузов и уложили на голые доски. Он слегка повернул голову, гудящую, словно внушительный колокол, и увидел, что рядом находятся другие бойцы. Среди них оказался любознательный солдат, что интересовался устройством зенитки больше всех остальных. Павел был ранен в грудь и трудно хрипел при каждом натруженном вздохе.

Чуть дальше устроили ещё пять «тяжёлых», которых Яков не смог распознать. У одного череп был так забинтован, что виднелись только глаза. У другого — обожжено всё лицо, а три остальных, лежали от него далеко. На прощание сержант пожал руку всем отъезжающим и перелез через низенький борт. Машина тронулась в путь и помчалась в сторону Волги.

Несмотря на большие ухабы, по которым мчалась полуторка, Яков сразу уснул и приходил он в себя лишь время от времени. Обычно это происходило, когда парня трогали с места.

Стоило это сделать, как в глубине его черепа пробуждалась нестерпимая боль. Она горячей волной растекалась по мозгу и билась в висках с такой страшной силой, что о забытьи не могло быть и речи. Приходилось зенитчику поднимать тяжёлые веки и смотреть на окружающий мир сквозь пелену выступающих слёз.

Глядя поверх деревянного борта, парень увидел, что машина петляла между цехов большого завода. Пару раз, она заезжала в опустевшие здания, где укрывалась от нападения «лапотников». Затем, миновала управленческий корпус и выехала в осаждённый фашистами город. Потянулись разбитые жилые дома. Они стояли вдоль улицы, как закопчённые скалы, разрушенные дождями и ветром.

Дорога всё время шла под уклон, и лейтенант догадался, что они едут к реке. Вот только вместо санбата, обещанного генералом, их привезли прямо к Волге. Вынесли на пустой речной берег и разместили на полоске песка длинным рядочком. Раненым объяснили, мол, так их будет удобней носить на плавсредства и погрузка займёт меньше времени.

Недалеко от ног Якова плескались мелкие волны. Шагах в десяти, от его головы находился обрыв высотою в несколько метров. Те, кто мог двигаться сам, поднимались и устремлялись к нему. Они приваливались спиною к земле и, хотя бы с одной стороны, были закрыты от нападенья врага. Все остальные, а их оказались многие сотни, находились на открытом пространстве, и с ужасом смотрели на небо, где безраздельно хозяйничали самолёты фашистов.

Над Волгой вились одномоторные «мессершмитты», «фокке-вульфы» и «хейнкели». Они стреляли из пулемётов и били во всё, что попадётся им на глаза. Иногда они проносились над песчаными пляжами и палили по красноармейцам, лежащим бок о бок, словно спички на полке.

Чуть выше кружились пикирующие бомбардировщики. Они нападали на любую машину, танк или отряды пехоты, что шли в Сталинград. В глубине небосвода парили уродливые мерзкие «рамы» и зорко высматривали крупные цели. Едва на фарватере появлялся корабль или катер, как разведчики вызывали артиллеристов по радио и давали координаты плавсредств.

Большие фугасы утюжили воду и быстро топили теплоходы и баржи. Ужасные взрывы рвали их корпуса в мелкие клочья. Волна детонации поднимала и разбрасывала в разные стороны всё, что находилось внутри.

Иногда это было оружие, снаряжение и продовольствие. Чаще всего в небе мелькали останки солдат, ехавших в город. От попаданий баржи с горючим занимались огнём. Горящее озеро нефтепродуктов растекалось по волнам и плыло вниз по течению, сжигая всё, что встретится у него на пути.

Оба берега Волги подвергались обстрелу. В воздухе жутко свистели осколки снарядов и били по раненым, словно металлический град. Здесь не имелось землянок или окопов, чтобы укрыть несчастных бойцов. Во-первых, их некому было копать, а во-вторых, вода находилась поблизости и тотчас заливала каждую ямку.

Между «тяжёлыми» метались измождённые медики и пытались хоть чем-то помочь искалеченным людям. Но их было мало, а нуждающихся в интенсивном лечении много. Санитары просто падали с ног от усталости.

Хорошо, что время от времени, забирали и уносили куда-то погибших. Но делали это лишь для того, чтобы на свободное место положить тех несчастных, в ком ещё теплилась жизнь.

Как только стемнело, началась переправа. Яков вновь прошёл через ужас, что пережил три ночи назад. Только тогда он был крепок, здоров, и полон сил и энергии, а теперь оказался совершенно беспомощен.

Его подняли, словно бревно, и погрузили на катер, заполненный беженцами до крайних пределов. Здесь были женщины, старики и дети разного возраста. От младенцев, кричащих в полную глотку, до худых, испуганных войною подростков.

Перевозчик сдал кормой вперёд, развернулся на месте и, виляя из стороны в сторону, рванулся к противоположному берегу. «Рама», висящая в небе, дала команду на «камрадам» и занялась корректировкой стрельбы.

Сверху сыпались снаряды и бомбы. То и дело, возле низких бортов вскипали большие фонтаны воды. На миг они зависали в пространстве и, норовя всех утащить за собой, бурлящим потоком проливались на палубу. Кораблик швыряло, как в бушующем море, но каким-то удивительным образом он оставался на поверхности Волги.

Яков лежал на мокрых досках, а возле него, сидели десятки бледных гражданских. Все что-то шептали и закрывали глаза каждый раз, когда рядом гремел мощный взрыв.

Услышав вой пикировщика, лейтенант вдруг сильно дёрнулся. Парень непроизвольно задвигал руками, будто крутил маховики для наводки, и пытался поймать на прицел атакующий «юнкерс». Сорванное горло зенитчика прохрипело: «Огонь!» — в голове вспыхнул пожар жуткой боли, а Яков вновь провалился в безмолвную тьму.

Следующий мучительный приступ лейтенант испытал, когда его уложили на плащ-палатку и понесли через остров под названием Зайцевский. Добравшись до главного русла, санитары сняли зенитчика с брезентовой плащ-палатки и положили на землю.

Ощутив под собой неподвижную плоскость, он лишился сознания и был в забытьи до тех пор, пока не пришлось ему погрузиться на новый корабль. Теплоход устремился через главный поток, имевший в том месте ширину в один километр. Ужасающая бомбёжка повторилась ещё один раз. Только теперь эта мука длилась значительно дольше.

Таким образом, то теряя, то обретая сознание, Яков видел все перемены. Парень заметил, как его привезли на полуторке к Ахтубе, как заехали на деревянный паром и пересекли неширокий рукав великой реки. На берегах узкой протоки строчили дегтярёвские пулемёты, объединённые в пары. Сверху ревел очередной пикировщик с крестами на крыльях. Он поливал переправу огнём и хотел попасть бомбой в маленький плот.

Наконец машина добралась до суши и поехала в гору к посёлку Верхняя Ахтуба. На станции железной дороги Якова