Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часа через два погрузка закончилась. Большой санитарный состав тронулся с места и, стуча колёсами на раздолбанных стыках, направился на юго-восток, к селу Баскунчак. К той самой станции, что зенитчик с товарищами удачно объехал на полуторке НКВДешника, который спешил в Сталинград.
Поезд медленно шёл, а вернее сказать, еле тащился, делая остановки через каждые несколько вёрст. На левобережье всё осталось по-прежнему и составы на железных путях стояли вплотную друг к другу. Но если в осаждённый фашистами город везли здоровых красноармейцев и новую технику, то в обратную сторону ехали беженцы и немногие раненые.
Совершенно естественно, что военные части пользовались большими правами и их пропускали в первую очередь. Изредка, открывались «окна» в другом направлении, и санитарные поезда делали короткий рывок. Они проезжали какой-то участок пути и замирали опять. Потом, подолгу стояли среди голой степи и представляли собой мишень для бомбардировщиков Гитлера.
Советские истребители куда-то исчезли и до сих пор их не видели в небе. Самолёты фашистов свободно летали над железной дорогой, сбрасывали мощные бомбы и стреляли из пулемётов, не разбирая того, что под ними сейчас на земле.
Пилотам было плевать — это военные, идущие к фронту, или гражданские, бегущее в тыл. Их не останавливали и красные кресты, нарисованные на крышах теплушек. Какая им разница, кто из недочеловеков сдохнет сегодня, а кто только завтра? Главное, побыстрее расчистить прекрасную землю для расселения высшей, расы арийцев.
Налёты совершались с большой регулярностью. Если поезд стоял, то услышав вой самолётов, медики бросались наружу и укрывались в ближайших оврагах. За ними спешили те раненые, что были способны двигаться сами. «Тяжёлые» не могли даже встать. Те, кому удавалось, сворачивались в плотный комок и прижимались к наружной стене. Они очень надеялись, что строчки вражеских пуль пройдут по центру вагона и их не заденут.
Остальные бедняги не могли даже этого сделать. Они лежали пластами, молились или смотрели отчаявшимися глазами и бормотали такие ругательства, которые знали. Если состав шёл по путям, то он останавливался. После чего, всё происходило в том же порядке.
Налёты повторялись по многу раз за день, и не всем удавалось их пережить. Бегущие от ужасной войны горожане гибли от взрывов бомб и снарядов, попадавших в вагоны, от осколков, разлетавшихся в разные стороны и от очередей пулемётов, посылаемых фашистами с неба.
Люди умирали от страшных ранений, полученных в самом Сталинграде, и от тех сильных увечий, что настигали их по пути в тыл страны. Забитый до предела санитарный состав постоянно избавлялся от мёртвых. Их выносили наружу и складывали длинным рядочком вдоль обоих путей.
Время от времени появлялись отделения железнодорожных войск Красной армии, что передвигались на военных полуторках. Они собирали покойников в открытые кузова автомашин, везли в ближайшую балку и хоронили, слегка присыпав землёй.
Постепенно вагон освободился настолько, что на полу никого не осталось. Занятыми оказались только те полки, что находились внизу и над ними. Третий ярус оказался пустым.
К тому времени Яков пришёл немного в себя. Он вдохнул воздух, заполнявший вагон и ощутил, что осеннее солнце раскалило атмосферу вокруг до тридцати с лишним градусов.
Он сразу понял, что находится в санитарном составе. В памяти всплыли слова усталого медика, что склонился над ним три дня назад: «Осколок крепко сидит в кости черепа. Поэтому, мы не стали его вынимать. Дали вам болеутоляющее и зашили рану на коже. У вас сотрясение мозга от сильной контузии, и сейчас вам очень нужен продолжительный отдых. Лежите спокойно и постарайтесь не двигаться, хотя бы первые дни».
Затем, врачи осмотрели солдата, лежавшего на другой нижней полке купе. Эскулапы решили, что его нельзя транспортировать в операционную, что находилась в нескольких вагонах отсюда.
Медсестра сделала пару уколов новокаина и накрыла лицо человека куском белой ткани, обильно смоченную хлороформом. Хирург подождал пару минут, чтобы пациент крепко заснул и взялся за дело. Он разрезал скальпелем грудную клетку бойца, удалил крупный осколок вражеской бомбы, засевший поблизости с лёгким и зашил глубокую рану. Санитары взяли бинты, и наложил болезному тугую повязку.
Вспомнив всё это, Яков чуть повернул гудящую голову. Парень скосил глаза на соседнюю полку и весьма удивился. Там лежал любопытный солдат из его батареи зениток.
Рана в груди Павла уже стала затягиваться. Он дышал не так трудно, как раньше, но был без сознания и выглядел плохо. Многодневная щетина покрывала удивительно бледные, глубоко запавшие щёки. Обескровленные губы у него запеклись и потрескались.
«Надо же, как всё странно совпало? — сказал себе Яков. — Вместе воевали возле завода. Вместе прошли через ад переправы и оказались на соседних местах санитарного поезда. Расскажи кому, все лишь усмехнуться. Хотя в то, что мы пережили с ним в Сталинграде, вообще невозможно поверить!»
Лейтенант посмотрел на нижнюю полку, расположенную через проход от купе. Парень увидел молодого сержанта, одетого в замасленный комбинезон танковых войск. Он сидел, прислонившись к стенке, и спокойно смотрел на соседа. Яков с ним поздоровался и догадался, сосед его слышит, но судя по блуждавшему взгляду, почему-то не видит.
Раздался вой пикирующего самолёта фашистов. Поезд со скрежетом затормозил и замер среди бескрайней степи. Все, кто сумел, поднялись на ноги и со всей возможной скоростью двинулись в сторону тамбура. Чтобы не мешать пассажирам, танкист поднял босые ступни из прохода на полку.
Яков понял, что люди спешат покинуть вагон и хотят переждать атаку снаружи. Ведь шансов спастись там значительно больше, чем внутри стоящего поезда. Парень хотел устремиться за ними. Он попытался подняться и осознал, что не сможет этого сделать. Положившись на милость судьбы, зенитчик остался на месте.
Когда «ходячие» ушли из вагона, Яков прислушался. Грохот бомб и трескотня пулемётов доносились со стороны паровоза. Парень решил, что пока нет особой опасности. Стараясь как-то отвлечься от шума, зенитчик попробовал завести разговор. Он окликнул танкиста и тут же представился:
— Меня зовут Яков, а вас?
— Сержант Петров, — отозвался сосед и предложил: — Здесь мы не в воинской части. Находимся на положении раненых. Поэтому, давайте без чинов и фамилий. Если хотите, то зовите меня просто Доля.
— Это что, прозвище? — спросил лейтенант.
— Нет, сокращённое имя, — нахмурился ослепший танкист.
Якову пришёл на ум одноклассник, грек по