Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но я внушала себе другое, более оптимистическое сравнение. Я считала, что он, Андрюша, живет внутри себя, как личинка бабочки, заточенная в своем коконе.
С ним там, внутри, происходят какие-то удивительные превращения, метаморфозы, и однажды из кокона вылетит прекрасная многоцветная бабочка…
Но время шло, а он все не выходил из своего кокона, наоборот – все глубже, все прочнее замыкался в нем.
В каком-то возрасте он переключился с машинок на компьютерные игры, потом – на смартфон…
Одно время я надеялась, что он изменится, когда окажется среди сверстников, то есть когда пойдет в школу.
Но мои надежды не оправдались.
Сначала Андрюшу отдали в обычную, хотя и очень хорошую школу, но потом нас с Вадимом пригласили для разговора, и попросили его забрать: на уроках он ничего не делал, просто смотрел в телефон или пялился в одну точку, а однажды, когда сосед по парте о чем-то его спросил, он воткнул в его руку остро заточенный карандаш.
Были, конечно, слезы и крики, а Андрюша, как обычно, сидел, уставившись в стену перед собой, как будто не имел к происходящему никакого отношения.
Мы забрали его из этой школы и отдали в другую – частную, очень дорогую.
Но и там не вышло ничего хорошего.
Он замыкался в себе все больше и больше, и в конце концов нас пригласил к себе директор школы, он же ее владелец, кстати, очень хороший знакомый Вадима, и сказал, что, как честный человек, не имеет права брать с нас деньги за обучение, которое ровным счетом ничего не дает мальчику.
Это была вежливая форма той же просьбы забрать Андрюшу из школы – он не только сам ничего не делал на уроках, но своим безразличным видом плохо влиял на остальных учеников…
К тому времени мне удалось все же внушить Вадиму, что с его ребенком что-то не то. До этого он все отмахивался, кричал на меня, упрекал в том, что он условия свои выполнил, а я не могу выполнить свои. От меня он требовал только справляться с детьми, а я и этого не могу.
С Иркой у нас к тому времени отношения испортились окончательно. В подростковом возрасте, когда и обычные дети становятся невозможными, она стала просто чудовищем.
Возможно, потому, что перестала быть похожей на мать, как в детстве, а разрослась в какую-то неуклюжую корову. И здорово стала напоминать мать Вадима, которая давно умерла, но фотографии я нашла как-то в кладовке.
«Ты мне не мать! – орала она визгливым голосом. – И не смеешь мне приказывать!»
Она била посуду, резала мои платья, кричала, что уйдет из дома. В конце концов, по совету одного психолога в интернете я затвердила одну-единственную магическую фразу, которую произносила при каждом скандале:
«А почему бы и нет…» И разрешала ей все.
Вадиму она надоела своим отвратительным характером, они часто ругались, он злился на меня, потом Ирка окончила школу и повзрослела. Не то чтобы характер улучшился или она похудела, но подростковые задвиги прекратились.
Ко мне она испытывала ровную устойчивую ненависть, вы не поверите, но мне было все равно, к тому времени меня волновал только Андрюша. Мы поменяли еще две или три частные школы, а потом один из педагогов прямо сказал Вадиму, что мальчика нужно отдать в коррекционный класс.
Тут Вадим буквально взбеленился:
«Моего сына – в один класс с дебилами и олигофренами?! Никогда в жизни! Он умный мальчик, только никто не может найти к нему правильный подход!»
Тогда приняли другое решение.
Раз ни одна школа не хочет его принять – значит, нужно создать для Андрюши школу на дому!
В общем, к нему стали приходить домашние учителя.
Казалось, на какое-то время стало чуть лучше – в привычной домашней обстановке Андрей чувствовал себя немного лучше.
Но это было временное, кажущееся улучшение.
Прошло еще немного времени – и он снова замкнулся в своей раковине. И чем дальше, тем замыкался все глубже и глубже.
И я не могу сказать, что он ничего не видел и не слышал за пределами своего маленького мирка. Нет, он все видел и слышал, но его ничего не интересовало.
На мои осторожные вопросы врачи только пожимали плечами: возможно, аутизм, возможно, оттого, что мать была во время беременности не в лучшей форме… В общем, все говорили намеками и тщательно выбирали слова.
Андрюше было все равно, что происходит вокруг, даже с самыми близкими людьми. Совершенно все равно.
Один случай поверг меня в ужас.
Я купила новые занавески и захотела сама их повесить. В доме были только мы с ним.
Потолки у нас в квартире были очень высокие, я взобралась на стремянку и балансировала на одной ноге, чтобы дотянуться до дальнего края окна.
И тут стремянка накренилась и поехала в сторону.
Я вцепилась в карниз, пытаясь удержаться.
Мне стало дико страшно – упав с трехметровой высоты, я могла сломать ноги, а то и позвоночник…
Андрюша был в этой же комнате, он сидел на диване и что-то читал в телефоне.
– Андрюша, помоги! – крикнула я сдавленно.
Он поднял на меня глаза, разглядел, в каком я нахожусь безвыходном положении, но в его глазах не блеснуло не то что сочувствие, но даже минимальный интерес.
Ему было все равно.
Он отвел от меня глаза и снова уставился в свой телефон.
К счастью, я каким-то чудом сумела удержаться и сползти на подоконник, так что в тот раз все обошлось, но я не могла забыть Андрюшин взгляд, полный ледяного равнодушия…
Тогда во мне самой что-то сломалось, и я поняла, что ничего не изменится. Потом кто-то посоветовал завести собаку – дескать, бывает, что животные совершают чудо, что им удается достучаться до проблемного ребенка…
Не получилось, Андрюша никак не реагировал на очаровательного щенка. Зато я привязалась к Марусе, она скрасила мне скучную однообразную жизнь.
Ирина училась, Вадим купил ей квартиру и оплачивал учебу. Она редко приходила, чему я была рада. Потому что приходила она только для того, чтобы попросить у отца денег, и все их разговоры заканчивались скандалами.