– Я с радостью гляжу в ваши честные лица… – начал полковник свою заранее заготовленную речь, но сделал паузу, и, скомкав отработанное вступление, неожиданно произнес, – Мне жаль вас. До выпуска доживут не все, а в первые годы после погибнет половина выживших. Через пять лет вас останется меньше четверти. А через десять, когда вы сможете уйти в отставку… Ребята. Мне жаль вас. Я был бы счастлив никогда вас не видеть, и не помнить ваших лиц, но – я не могу. Постарайтесь выжить! Я надеюсь на вас!…

Полковник зарыдал, размазывая замерзающие слезы по волевому лицу…

Ричард с воплем проснулся. Такой подлянки от собственного подсознания он не ожидал.

Он потянулся к полке над изголовьем койки, где лежали всякие мелочи, комм-пульт, и стример. Сон стоило сбросить в память компа, чтобы потом разобраться и проанализировать проблему на психософте…

Пластиковая пластинка, приставленная к виску, тихо пискнула. В ее накопитель залилась копия всей кратковременной памяти капитана за несколько часов, и анализатор сразу начал ее переваривать.

«К полудню будет готово» – подумал Рик, со вздохом откинувшись на измятую подушку.

Сны слишком редко посещали его, и каждый из них был настоящим сокровищем. Даже самый страшный кошмар, наполненный извращениями и кровавыми оргиями в марсианских джунглях, Ричард воспринимал с благодарностью и счастьем. Не первый год он пытался разобраться в себе, в памяти и подкорке. Отсутствие снов, редкие проявления по-настоящему сильных эмоций, возникающее ощущение, что он не один внутри своего черепа… И подозрения, что за ним следят.

Да, и провалы в памяти. За годы самокопаний капитан смог достаточно четко картировать свое сознание и подсознание, разметив результаты неумеренных возлияний, ушибов головы, действия наркотиков и просто обмороков. С точностью до нескольких минут, на большее его уже не хватило.

Оставались наглухо блокированные области, относившиеся к детским воспоминаниям, периоду обучения в десантном корпусе, и первым годам службы Ричарда. Именно туда было сложнее всего подступиться… Стоило только попробовать, и несколько дней устойчивой к любым анальгетикам головной боли было гарантировано.

Но сегодня судьба преподнесла неожиданный подарок – сон, который предоставил искаженную версию прошлого. Но капитан-то знал, в чем именно она искажена, и мог вспомнить визит полковника, как будто это было только вчера. Еще один блок поддался.

В тот день не было сержанта Добби, и мамонтов. Вместо них присутствовали капитан Романов, два незнакомых майора в черной униформе с красными лычками, и полковник Иванов, сопровождаемый штатским в изукрашенном серебряным шитьем камзоле.

Курсантов построили на плацу, и продержали там полчаса. Поземка успела намести у тяжелых ботинок маленькие сугробики, а лица будущих десантников – существенно заледенеть. Хотелось курить, в сортир и согреться… От шевелений коробку строя удерживало только наличие капитана Романова, неподвижно застывшего прямо напротив них. Причем, десантник был не в утепленной полярной форме, которая позволяла с грехом пополам протянуть на тридцатиградусном морозе пять-шесть часов, а вовсе даже в парадно-выходном шерстяном мундире. «Бли-ин, чувак… Ты не поверишь, но при взгляде на тебя становится еще холоднее… Хотя, куда уж…» – Рик вспомнил свои тогдашние мысли, и улыбнулся. Сейчас это воспринималось совершенно по-другому, чем тогда. А вот последовавшие воспоминания улыбку с лица стерли.

Полковник толкал патриотическую речь, полную пафоса и истертых веками фраз. Военные в черном стояли у него за спиной, держа в руках тонкие голопланшеты, и лениво поглядывали на курсантов. А человек в странном камзоле, поблескивая вышивкой на нем, прогуливался между молодыми солдатами, и заглядывал им в лица. На снегу за ним не оставалось следов, и, казалось, никто его не замечает. Вот он подходит к Моргану, стоящему в третьей шеренге, и все поле зрения Рика заполняет скуластое лицо, на котором ярко сияют синие глаза, проникающие куда-то глубоко-глубоко… Зовущие, голодные глаза.

Воспоминание прервалось.

Стример снова пискнул, сглатывая еще одну порцию памяти.

Может когда-нибудь

Найдется лучший путь,

И время – не беда,

Ну, а пока ты жив —

Перед тобой лежит

Дорога в никуда.

Черный Обелиск – Дорога в никуда

Сообщение по гиперсвязи поступило в корабельную полночь. «Астарта» стояла на рейде планетарной базы «Молодость», у периферийной планеты Великой Китайской Империи, с совершенно неудобоваримым названием на новокантонском диалекте. В лоциях она значилась, как Гамма Змееносца 4…

Корабль ожидал очереди под загрузку по очередному тендеру на поставку удобрений по маршруту Гамма Змееносца – Альфа Лебедя. Там очередная смена правительства привела к тому, что население целой системы решило заняться сельским хозяйством. Дело было небыстрое, жители Поднебесной привыкли никуда не торопиться, и потому команда беспробудно дрыхла, или не менее беспробудно страдала ерундой. А под ними плыла, неторопливо разворачиваясь теневой стороной, планета Чо Мля…

Капитан, например, достал ящик контрабандного двадцатиградусного пива «Бешеный Хомяк» с Земли, и заперся в каюте, совмещая прикладной алкоголизм с просмотром антиквариатных серий «Санта-Барбары». Кацман с Травкиным уединились у самогонного аппарата, изобретая новый рецепт психоактивного самогона. Ульрих читал почту от многочисленной родни, плакал, матерился сквозь зубы, и писал ответы. Аннабель подключилась к корабельной сети, и просматривала записи бортжурнала за последние месяцы.

Искин принял сообщение, немного поразмыслил, и вскрыл код. Бегло просмотрел содержимое письма, сопровожденного коротким пакетом навигационных кодов, и скопировал в защищенное хранилище. После этого код был восстановлен, и сообщение отправилось в почтовый ящик Ричарда.

К сожалению, капитан был всецело захвачен созерцанием невиданного накала страстей древней мыльной оперы, и пол-ящика пива тоже не способствовали восприятию окружающей реальности. Письмо осталось непрочитанным.

«Что ж, я сделал, что мог, – подумал искин. – Бедный Си-Си Кэмпбелл, я всегда ему сочувствовал».

Аннабель отметила странные шевеления искина в информационном пространстве, но не обратила внимания – мало ли что там он решил сделать, может, драйвера проверял, или антивирус обновлял…

«Пусть его. О, какая интересная видеозапись! Я этого еще не видела… А разве можно так делать?» – подумала Уискер.

Джек и Гай, наконец, добились успеха. Новый самогон, названный, по совокупному решению, «Особый Травкинский», валил с ног, как пулемет, и вызывал стойкие эротические галлюцинации в течение трех часов после употребления. Оба «естествопытателя» находились в состоянии прострации. Искин, задействовав телепатический модуль, прикоснулся к их грезам, понял, что покраснеть, не имея щек, невозможно, но очень хочется, и переключился на другой канал.