Она принесла из сушильни стираное белье, разложила накровати. Может, в шкафу заодно убраться? А то там черт ногу сломит, в шкафуэтом. Где-то у них был рулон оберточной бумаги? Надежда притащила изупаковочного «на всякий случай». Полки застелить, что ли?

Ольга достала из угла бумагу, расстелила на полу, открыладверцы и критически осмотрела содержимое их, как Надежда выражалась, шифоньера.Чего только нет! Даже картонная шляпа-канотье с бумажной розой – Надежда еесама клеила для выступления драмкружка. А это что за сверток на нижней полке?

Ольга вытащила сверток, развернула холстинку, и на полпосыпались кисти, тюбики с краской, пастели… Бог ты мой, да это же ее кисти икраски! Все это Григорий Матвеевич сунул в чемодан перед самым отъездом инаказал рисовать. А она затолкала сверток в шкаф, да и забыла про него.

Ольга опустилась на колени, вдохнула запах красок, подняла сполу черный угольный карандаш. Карандаш привычно лег в руку. Странное, почтизабытое ощущение из прошлой жизни… Провела карандашом по разложенной по полубумаге. На шершавой серой поверхности появилась загогулина. Ольга провела ещераз, посмотрела и поставила две жирые черные точки. С бумажного листа на нееглянула веселая маленькая собачка, похожая на фабричную Жульку. Ольга черкнулаеще пару раз, и рядом с Жулькой нарисовалась мисочка, а в мисочке – здоровеннаямозговая кость. А Ольга уже рисовала будку, и полосатого котенка на крыше, играчей на березе… Впервые за много лет ей отчаянно захотелось рисовать. Всеравно что – деревья, людей, мастера цеха Павла Семеновича, собаку Жульку, кошкуМарусю, тарелку с пирогами, чайник с треснувшей крышкой – неважно… Главное –водить карандашом по бумаге, разводить краски, накладывать мазок за мазком…

Ольга остановилась, только когда совсем стемнело. Зажгласвет, глянула на часы. Батюшки-светы! Половина девятого! Надежда скоровернется, а у нее – полный кавардак! Шкаф как был не разобран, так и остался,зато весь пол – в рисунках, набросках, эскизах…

Ольга торопливо свернула рисунки в трубочку, затолкала зашкаф. Вытряхнула из обувной коробки, где у нее хранилась всякая ерунда – нитки,ножницы, изолента и другие вещи, которые могут пригодиться в хозяйстве, –бережно уложила туда карандаши и кисти. Коробку задвинула подальше, на нижнююполку, к самой стеночке.

С тех пор Ольга полюбила воскресенья. Проводив Надежду, онадоставала кисти и жадно, со страстью, рисовала весь день напролет.

…Весна пришла поздно, зато теплая и дружная. Снег стаял занесколько дней. В начале недели на дворе еще лежали грязные снеговые кучи, а квыходным на газоне уже пробивалась свежая травка. Фабричные принарядились,сменили темные зимние пальто на веселые плащики, самые смелые уже щеголяли втуфлях на тонкий чулок. Ольга перемыла в цеху окна, и теперь там даже по утрамбыло ярко, солнечно, и – странное дело! – входя туда со своим неизменным ведроми шваброй, Ольга радовалась этому солнцу, и утру, и весне. Она по-прежнемускучала по детям, она по-прежнему ни о ком другом думать не могла. И ночныекошмары никуда не делись, и слезы в подушку. Но она начала верить, что все ещеможет получиться. Что, может быть, ей удастся скопить денег, найти хорошегоадвоката и добиться разрешения хотя бы видеться с детьми – о большем она пока бояласьмечтать.

И совершенно неожиданно жизнь, повернувшаяся было совсем ужк лесу передом, а к Ольге – наоборот, начала ей улыбаться.

Ольгу вызвали в профком и предложили путевку в профилакторий– вроде как поощрение за отличную работу. Ольга подозревала, что без Надеждытут не обошлось, но та отнекивалась и делала такие невинные глаза, что Ольга вконце концов от нее отстала.

В профилакторий она не поехала, конечно. Путевку давалибесплатную, но две недели отдыха никто ей оплачивать не будет. А Ольге позарезбыли нужны деньги на адвоката. Она ужималась, как могла, экономила на еде,штопала дыры на колготках, мыла голову детским мылом, потому что оно самоедешевое, а из транспорта пользовалась только бесплатной фабричной развозкой. Носкопить все равно удавалось мало. Пачка купюр, запрятанная в шкафу под стопкойбелья, оставалась до обидного тоненькой. Каждый раз, пересчитывая своинакопления, Ольга тяжело вздыхала, прикидывая, сколько времени понадобится,чтобы набрать нужную сумму.

Однажды она чуть не сошла с ума, не найдя денег в привычномместе. Ольга металась по общежитию с дикими глазами, выпытывала у вахтера, ктовходил, но вахтер, конечно, никого подозрительного не видел. Когда Надеждавернулась со смены, Ольга в три ручья рыдала, зарывшись в подушку.

– Оль? Ты чего? Умер кто-то?

Надежда всерьез заволновалась.

– Не-е-ет… Нас обворовали… Меня то есть…

– Как обворовали?!

Надежда опустилась на стул.

– Ну-ка, живо вытирай слезы, выпей воды и все по порядкурассказывай!

Ольга, икая и хлюпая носом, принялась рассказывать, каксунулась пересчитать деньги, а там – пусто!

Надежда взглянула на Ольгу и расхохоталась:

– Ну, Оль, ну ты даешь! Ну кто ж деньги в белье прячет?!Курам на смех! В белье первым делом залезут, ты что, не знаешь? У нас замки-то– одна видимость! Скрепкой можно открыть! Погоди-ка…

Надежда полезла под кровать, пошебуршала там и извлекла насвет божий старый войлочный Ольгин ботинок.

– На, держи! – Она сунула ботинок в руки оторопевшей Ольге.– Ну что ты хлопаешь глазами? Тут твои денежки, я их в ботиночек перепрятала,чтобы никто, не дай бог, не попер!

…Профкомовскую путевку в итоге отдали какой-то многодетнойНаталье из красильного цеха. Зато в конце месяца в бухгалтерии Ольга получилана целых пятьсот рублей больше обычного, потому что Павел Семенович,оказывается, выписал ей премию.

Но на этом чудеса не кончились. Как-то под вечер – Ольга ужелегла, а Надежда сидела на кровати в позе спящего льва, исключительно полезнойдля похудания, и накручивала бигуди – в комнату ворвалась Клава с третьегоэтажа и сообщила, что Громову с утра срочно вызывают в кадры. Ольга первымделом решила, конечно, что ее увольняют, сокращают или урезают зарплату. Всюночь не могла уснуть, ворочалась и ломала голову, как быть, если ее такивыгонят с работы.

Но выяснилось, что выгонять ее никто не собирается. Совсемнаоборот.

– Громова! Ты заявление на швею подавала, – кадровичказаглянула в бумаги.

– Подавала. Только это давным-давно было…

– Ну так оформляйся тогда, если не раздумала. У вас вшвейном место освободилось – Буданова в декрет уходит. Павел Семенович тебяпорекомендовал.

Ольга чуть на месте не подпрыгнула. Швеей?! Господи, да этоже… Это же зарплата чуть не в два раза больше! И никаких больше ведер, никакихмокрых тряпок!