Дети ударились в рев, мамаши на чем свет кляли сломанныйавтобус, начальника транспортного цеха и комбинатское начальство. Они пыталисьрастащить ревущих детей по домам, когда к дирекции лихо подкатил «пазик». Из«пазика» выскочила Надежда Кудряшова, замахала руками:

– Все сюда! Парами, парами! Заходим, садимся! Побыстрее! Ато на представление опоздаем!

За спиной у Надежды маячил водитель «пазика», категорическине понимавший, что вообще происходит. Ехал он себе спокойно, никого не трогал,и тут под колеса кидается эта ненормальная, колотит в дверь, велитразворачиваться…

– Эй! – Водитель попытался ухватить Надежду за рукав. – Эй!Я их не повезу! Я не договаривался!

– Вот сейчас и договоримся, дяденька.

Надежда затолкала в «пазик» последнюю пару, пересчиталадетей.

– Ты чей? Комбинатский?

– Да я-то комбинатский, а ты-то, видать, полоумная!

– Вот и хорошо, что комбинатский, дяденька. Ты их, значит, вцирк, а потом обратно сюда. Понял?

– Да не повезу я их никуда, русским языком же говорю!

– А я сейчас Василию Васильевичу позвоню. Ты с его автобазы,дяденька?

Водитель кивнул.

– Ну вот и хорошо. Василь Василич путевку тебе выпишет. А яего попрошу, чтобы он тебе не два часа, а полсмены засчитал. Подходит?

Если Василь Василич вместо двух часов засчитает полсмены –это, конечно, совсем другой коленкор. Это можно. Вот только сомнительно, чтоВасилич так расщедрится.

– Да с чего он тебя послушается?!

Надежда уставилась на водителя с веселым удивлением:

– Как с чего? Меня все слушаются! Ну, понял, что ль,дяденька?

«Пазик» наконец уехал. А Надежда побежала в дирекцию звонитьВасиль Василичу, которого никогда в жизни не видела – знала только, что естьтакой и что на автобазе его боятся как огня.

Булочная уже закрылась. Надежда посмотрела на часы изаколотила в дверь:

– Эй! Есть кто живой?!

Высунулась недовольная продавщица.

– Чего шумишь? Не видишь – закрыто.

– Вы ж до восьми работаете. Время – без двух, вон, на часыпосмотрите. Чего это вы моду взяли раньше времени закрывать?

Продавщица что-то буркнула себе под нос, но Надежду пустила.И сухарей свешала. С этой рыжей связываться – себе дороже.

Надежда отсчитала двадцать два рубля, аккуратно сгребла семькопеек сдачи и удалилась, счастливая, поблагодарив продавщицу, чем особенно ееуязвила.

Снова ударили морозы, щеки щипало, и Надежда к общежитию шлапочти бегом, прижимая к груди драгоценные свои сухари и размышляя, где бы такполовчее найти адвоката, чтобы и хороший, и недорого. Надо будет в дирекциюсходить, объяснить ситуацию, пусть почешутся. В конце концов, должны же онисотрудникам фабрики помогать, или как? Пускай помощь материальную выделят, чтоли…

У проходной стояла длинная заграничная машина, рядом смашиной маялся высокий мужик в длиннополой дубленке. Завидев Надежду, замахалруками:

– Девушка! Девушка, извините!

Надежда остановилась, пританцовывая. Ох, ну и мороз!Градусов тридцать, не меньше! А ведь февраль уже, пора бы и потеплеть…

– Девушка, скажите, как мне Громову найти. Вы ее не знаете?Ольга Громова. Мне сказали, она тут живет…

Надежда замерла на месте, уставилась на мужика. Не иначе,муженек бывший пожаловал. И что ему, спрашивается, нужно? Мириться приехал?

Надежда подняла голову, смерила мужика взглядом королевы визгнании:

– Допустим, я Громову знаю. А вам она по какому вопросу?

Мужик замялся. Ну точно, бывший. Вон, глаза прячет своибесстыжие.

– По личному. Мне поговорить с ней нужно.

– И о чем это вы с ней говорить собираетесь? – Надежданадвинулась на мужика своим внушительным бюстом, так что тот попятился кмашине.

– Мне… Я перед ней виноват… Прощения попросить хотел… Можетеее позвать?

Надежда ворвалась в комнату, сдернула с Ольги одеяло:

– Оль! Вставай! Там твой заявился! По личному!

Ольга, совершенно очумев, уставилась на соседку.

– Какому… Личному? Кто?

– Да говорю, бывший твой пожаловал! Шикарный такой, гад, намашине, весь из себя! Поговорить хочет! Сказал, виноват, мириться приехал!

Стас приехал мириться?! Ей разрешат видеться с детьми?!Может, она их увидит уже сегодня!

– Оль, ты только не волнуйся, ты ему, главное, воли недавай! Он прощения просить хочет, так ты скажи, что не извинишь, пока детей неотдаст, слышь, Оль?!

Но Ольга не слышала. Как была, в халате, она неслась покоридору на выход. Надежда сорвала с вешалки пальто, кинулась следом. Но Ольгиуже и след простыл. Сумасшедшая! Голая – на мороз!

Надежда села на кровать, подперла щеку ладошкой. Не история– а прямо целый роман, как в книжке, честное слово. Любовь, предательство,тюрьма, а потом, когда героиня, ну, Ольга то есть, теряет надежду, приезжаетпринц на белом коне, и во всем раскаивается, и увозит ее в свою страну за семьморей… Не беда, что вместо белого коня – черная машина…

Ольга неслась к машине, загребая ногами снег. С одной ногислетела тапка, но она даже не заметила.

– Оля!

Ольга остановилась как подстреленная, ухватилась руками загрудь.

– Митяй? Ты что тут… Ты откуда? Почему?

– Здравствуй, Оля. Я не знал, что ты вернулась, а то быраньше приехал.

Он узнал случайно. Со Стасом Митяй с того вечера, какзасветил дружку своему бывшему в табло, больше не разговаривал. Стас как-топришел с бутылкой, помириться хотел, но Митяй дверь ему не открыл. А тутстолкнулся на улице со Стасовой мамашей. Светлана Петровна обрадовалась,принялась выкладывать новости – про то, какую Анатолий Иванович баньку срубил,не банька, а игрушечка, и как у Стасика дела в гору идут, вот думает второйсервис открывать, на Металлургов, за складами, и про Зиночку, на которую они сотцом не нарадуются.

– А что Ольга? – как бы между прочим поинтересовался Митяй.