– Мне не нужен утюг…

– Порошок стиральный вчера весь вышел! – сообщила девица.

– Нет-нет, я не за порошком…

– Пирогов сегодня я не пекла!

Ольга поставила чемодан в угол:

– Вы не поняли. Я жить пришла… Меня с вами поселили. Менязовут Ольга Громова.

– А я – Надежда. Фамилия – Кудряшова.

Девица уставилась на Ольгу, покачала головой и усмехнулась:

– Жить пришла! Во дает!

Это был все тот же коридор – длинный, узкий, как кишка, ссерыми стенами, забранными в решетчатые намордники тусклыми лампочками подпотолком, с глухими стальными дверями по обеим сторонам… Тот, и все же – несовсем тот. На дверях появились латунные номерки, у одного порога дажерасстелен коврик в веселую полоску. Ольга подошла ближе и брезгливопоморщилась: на коврике лежала тухлая рыбина, ребра торчали сквозь сгнившуюплоть. Рыбина повернулась и покосилась на Ольгу мутным белесым глазом. Это былоне страшно, но противно. Ольга отвернулась и побрела в другую сторону. Где-то вдальнем конце коридора плакали и кричали, и она стала искать, где, одну заодной открывая двери с латунными номерками. Но за каждой дверью была пустота.Ни бабки с саженцами, ни Григория Матвеевича, ни Митяя, ни патефона – простопыльные серые комнатенки, глухие, без окон. Ольга свернула за угол и вдругувидела горящее зеленым табло: «Выход». Она понеслась туда, где мерцали, маня, заветныебуквы, распахнула дверь и уперлась носом в старую кирпичную кладку. Никакоговыхода не оказалось. Коридор опять сыграл с ней злую шутку. Надпись «Выход»замигала – не зеленым уже, а тревожно красным светом, надрывно взвыла сирена…Сигнализация?

Ольга села на кровати, закрыв лицо руками, тяжело дыша – каквсегда после кошмара. Продышавшись, отняла ладони от лица, огляделась. Вкомнате стоял серый полумрак, не разберешь, ночь или утро. Верещание несмолкало. Никакая это не сигнализация, конечно. Это будильник. Четыре утра.Пора вставать на работу.

Ольга выключила будильник, покосилась на Надежду. Та храпелабез задних ног. Из пушки пали – не разбудишь.

Ольга сунула ноги в тапки, влезла в свитер и поплелась вумывалку. Ледяной водой в лицо – и сон как рукой снимает. Холодно, правда,очень, но это ничего. За работой быстро согреешься.

У всех остальных на фабрике рабочий день начинался в семьутра. А у Ольги – в пять. До прихода рабочих она должна вымыть цех размером схорошее футбольное поле. Вообще-то, уборщиц на цех полагалось две, но Ольгинанапарница, Ирина, то и дело сидела на больничном с ребенком, и Ольгеприходилось управляться в одиночку. Поначалу, входя в пустой гулкий цех,громыхая ведрами, она все боялась, что не справится, не успеет вымыть все кприходу рабочих, и ее уволят. Но потом приноровилась и уже не боялась. Двухчасов как раз хватало, чтобы все вымести и выскрести.

Ольга как раз домывала дальний угол, когда появился ПавелСеменович. Павел Семенович работал в цеху мастером и на работу приходил первым,за двадцать минут до начала. Фабричные говорили, что у Семеныча какая-то ужочень скандальная жена, потому он и сбегает из дому ни свет ни заря, прихвативтермос с чаем и бутерброды.

– Здорово, Громова! – Мастер приподнял кепочку.

– Доброе утро, Павел Семенович!

– Все трудишься?

– Тружусь.

– А Ирка-то? Опять на больничном?

Ольга кивнула.

– Ну трудись, трудись, – разрешил Павел Семенович и,прошествовав в свою застекленную кабинку в углу цеха, принялся разворачиватьгазету, в которой носил бутерброды.

…К вечеру Ольга так уматывалась, что едва хватало силдобраться до общежития и завалиться на кровать. Она лежала, закинув руки заголову, пристроив рядом Машкиного слона, и слушала, как Надежда хрустит яблокомили сухарем, как шелестит страницами очередного женского журнала. Соседка покомнате постоянно что-нибудь грызла и ползарплаты тратила на журналы про звезди секреты похудания. Идеалом Надежды была Кейт Мосс, и соседка страшнопереживала, что к идеалу этому никак не удается приблизиться. Румяная, рыжая, сконопушками на носу. А формы такие, что доживи русский живописец Кустодиев донаших дней – непременно сделал бы Надежду своей музой и написал во всехвозможных и невозможных видах. Но Кустодиев, увы, давно отправился к другимпрославленным коллегам по цеху. Все, что ему остается, – любоваться на НадюКудряшову с райского облака. На пару с Рубенсом.

Ольга сто раз объясняла Надежде, что красота подиумныхандрогинов – штука нездоровая, противоестественная, и что настоящая красота –это в первую очередь округлость форм, правильные пропорции, и природа задумалаженщину с грудью и попой, а воротилы модельного бизнеса пытаются пойти поперекприроды и превратить человека в вешалку. Но пускай в журналах пишут что угодно,а мужчинам и сегодня нравятся не стиральные доски, а женщины вроде Надежды. Промужские предпочтения Надежда была очень даже в курсе.

– Им пироги мои нравятся, а еще – водочки выпить, – говорилаона.

Сразу после школы Надежда вышла замуж за веселого парня сгитарой. Он играл как бог, сочинял для нее стихи, но спустя время выяснилось,что парень всем радостям семейной жизни предпочитает выпить с товарищами загаражом. Надежда промаялась пять лет, а потом оформила развод.

Ее бывший муж время от времени появлялся рядом с общежитием.Караулил Надежду, а подкараулив, просил взаймы денег.

– Нету у меня для тебя денег! – отшивала его Надежда. Нобывший не отставал, шел за ней, канючил:

– Надя! Как это может быть объяснимо, что у тебя нет денегдля бывшего родного мужа? Как это можно жалеть копейку, словно ты жаднаяженщина?! Я знаю, что ты добрая женщина!

Заканчивалось всегда одинаково. Надежда, бубня, что надоелей бывший муж хуже горькой редьки, сколько лет как развелись, а он все дорогу кней не забудет, лезла в кошелечек, вытаскивала десятку или полтинник, соваластрадальцу:

– Посмотри, на кого ты стал похож?! Совсем спился,свихнулся! Был же нормальный человек!

Муж отвечал, что он как раз и есть нормальный человек иуважаем всеми, а Надежда жалеет для него своих денег.

– Так потому я и жалею, что они мои! – отвечала обыкновенноНадежда. – Ты же все пропьешь! Помрешь ведь от водки этой!

– Без нее – да! От нее – никогда! – заявлял под занавесбывший родной муж и удалялся с гордо поднятой головой, чтобы через месяц-другойснова появиться.

А Надежда продолжала читать журналы и выискивать чудо-диеты.На кефире и травяном чае она выдерживала, как правило, пару дней. К вечерувторого дня Надежда начинала тосковать, а ночью, сообщив жалобным голосом, чтострасть как кушать хочется, открывала тумбочку, где лежало съестное, и вразуминала пакет сухарей. А через неделю выискивала какой-нибудь новый суперспособпохудеть. Как-то раз Ольга еле-еле отговорила соседку от покупки двух дюжинаптечных пиявок, потому что Надежда вычитала где-то, что с их помощью можнопохудеть за неделю на три размера безо всяких диет и гимнастики.