Засовывая пистолет в чехол, Котов подошел к телу возле машины. Рядом уже стоял французский лейтенант, без всяких признаков одышки и сильного сердцебиения, только лицо раскраснелось.

Котов присел рядом с лежавшим лицом вниз человеком и перевернул его на спину. Снайпер был еще жив. Одна пуля пробила ему бедро, задев поверхностную бедренную артерию. Вся штанина, от середины бедра и ниже, была напитана кровью, как губка. Даже на земле уже натекла приличная лужица. Вторая пуля прошла ниже ребер, видимо, пробив печень. Третья разбила локтевой сустав, и рука моталась, как тряпка.

Кто-то из легионеров уже достал аптечку и приготовился накладывать шину на ногу, но Котов остановил его. Снайпер медленно открыл глаза. Его невидящий мутный взгляд сначала смотрел просто в пространство, потом во взгляде появилась мысль, и раненый сфокусировал свой взгляд на лице русского. Белеющие губы растянулись в жуткой предсмертной улыбке. Сириец начал что-то шептать, глядя на Котова. Стоявший рядом легионер, видимо, этнический араб, начал переводить на английский:

— Ты… Опять живой… Я промахнулся… Ты все равно умрешь… Он тебя приговорил…

Челюсть раненого отвисла, смысл в его глазах пропал, оставив только напряжение и боль. Тело вытянулось, став как будто длиннее. Котов поднялся на ноги и отряхнул брюки. Все, снайпер умер. Но то, что он сказал, поразило спецназовца очень сильно. Кто он? Кто приговорил? За что? Как давно тянется эта охота? Первый выстрел был тогда, когда с ними ехала в Эн-Нахию Марина Стасько с медикаментами? Или раньше, но он еще не понял, что это уже идет охота на него?

Котов вернулся на дорогу, где как ни в чем не бывало стоял Сидорин и спокойно ждал его.

— Ну что там? — спросил полковник, и от его взгляда стало неуютно на душе.

— Застрелили! Неумехи-сирийцы палить начали. Я его мог взять, а они начали стрелять. Виноват, Михаил Николаевич, лопухнулся. Как сопляк-первогодок!

— Ты чего развоевался? — подозрительно посмотрел на капитана Сидорин. — Случилось чего? Ну-ка?

— Да так, мелочь. Понимаете, когда я подошел, он еще был жив. Увидел меня и заявил, что стрелял именно в меня, что промахнулся, но мне все равно не жить, потому что какой-то «он» меня, видите ли, приговорил к смерти.

— Борис, мы уже выясняли с тобой, что эти снайперы — не более чем случайность, совпадение. Ты у нас бизнесмен, депутат, чиновник высокого уровня, от которого зависит распределение бюджетных средств? Кто и зачем тебя станет выслеживать и убивать? Это паранойя, Боря, я тебя медикам сдам.

Котов вздохнул. Он понимал, что Сидорин так не думает, но полковнику сказать нечего, потому что он и сам голову сломал. Но кто? Кому нужен просто капитан Котов, кто затаил на него кровную обиду? Вообще-то основания его не любить или даже ненавидеть есть у многих. Мало ли он провел операций и убил международных преступников, различных террористов и другого рода врагов, с которыми пришлось сталкиваться? Но чтобы вот такая реакция!

Подъехал сирийский армейский грузовик, и из кузова через борт спрыгнул Броссар. Он посмотрел на Котова, но руку протянул Сидорину, подавая ему несколько мятых фотографий:

— Это было найдено в кармане снайпера.

Сидорин взял снимки и стал молча рассматривать их. Котов шагнул к нему и тоже взглянул. Сделаны снимки явно в разное время и в разных местах. Один — в Дамаске, рядом с посольством России, второй — неизвестно где, но на фоне их пикапов. На заднем плане каменистая пустыня и голые спины спецназовцев. Жара, значит, фотографировали месяц или чуть больше назад. Третий — вообще неизвестно где. Камни какие-то, куцые деревца и голова Котова, повернутая чуть в сторону. «Хороший снимок, можно в социальных сетях выложить, — подумал он, — если завести страничку в «Одноклассниках».

— Паранойя, — повторил вполголоса Сидорин. — Не, Борис, надо тебя все же отправлять в Россию. Не нравится мне твоя нервная система, подозрительность твоя. Устал ты. Сдашь группу Белову и…

— Михаил Николаевич!

— Спокойно, Барс, спокойно. Если честно, то я давно заподозрил нечто в этом роде, — так же тихо сказал Сидорин. — Доказательств было маловато, агентурных сведений не хватало. Странно как-то, что никто ничего не знал на той стороне. Ни в рядах повстанцев, ни… другие, близкие к западным разведкам или ЦРУ. Не «светилось» нигде таких заданий относительно российского офицера.

— Но вот это о чем-то говорит, — кивнул спецназовец на фотографию.

— Да, это аргумент, — согласился полковник. — Аргумент для того, чтобы отправить тебя в Россию, а здесь начать розыск источника угрозы.

— А если без всяких отправок? Товарищ полковник, вы меня трусом считаете? Я же понимаю, и вы понимаете, что полезнее мне здесь находиться, так мы скорее выясним источник угрозы. Это ведь не шушера какая-то, вы посмотрите на снимки. Они делались в нескольких точках страны, где я был. Кто-то целенаправленно следил за мной, снимал. Подойти не решался, действовал осторожно. Понимал, что один раз «засветится» со своим интересом и со своим фотоаппаратом, и его возьмет русский спецназ и вытрясет из него душу. Непонятно только, почему следили и фото добывали очень профессионально, а вот стреляли как-то по-дилетантски.

— Вот это и меня беспокоит, — вздохнул Сидорин. — Странно как-то. Единственное объяснение, которое приходит в голову, это то, что у заказчика есть свои люди почти везде, разветвленная, так сказать, агентура, которая знает о спецназе, о тебе, обо мне. Ну, обо мне тут многие знают, я лицо почти официальное. А вот тебя вычисляли. Я даже думаю, что поначалу и фотографий было много не твоих, а случайных. Но заказчик выбрал из них именно твои и отдал приказ. Выполняли его уже по принципу дробовика, сразу многими исполнителями, кому-то да повезет. Видишь ли, отследить твои перемещения сложно, но отслеживали. Значит, есть утечка.

— Но ведь не из наших же? — вытаращил глаза Котов.

— И я не думаю, что сливали информацию русские. Вспомни первый выстрел, о котором мы точно знаем, что стреляли в тебя. Были наверняка и до этого попытки, только мы с тобой не поняли, что это покушения. Но вот когда ты ездил с Зиминым в Эн-Нахию и вас на дороге обстреляли, помнишь? Тогда я тебя вызвал и отдал приказ. Лично. Кто при этом присутствовал?

— Командиры других групп. Белобородов, кажется, уже вышел, Стрельников чуть задержался. Но это свои ребята, проверенные кровью. Я даже и не думаю о…

— Броссар.

— Черт, легионер был в комнате! Вы нас тогда познакомили и попросили с ним обсудить детали, заодно покормить его в нашей столовой.

— Сегодня лейтенант тоже крутился весь день на аэродроме, — хитро посмотрел на Котова полковник.

— Это не он, — твердо ответил капитан. — Я сейчас подумал о том, что тело Ахмеда Шалуба, которого застрелила тогда в горах Мариам, выкрал он. Потом решил, что смысла в этом нет. Зачем его выкрадывать? Пользы никакой от тела нет ни ему, ни американцам. Погиб агент и все. А сегодня у Броссара были моменты, когда он мог убить меня лично или отдать приказ кому-то из подчиненных. Никто и не понял бы в пылу этого боя на аэродроме, что меня убили по заказу. Все было бы шито-крыто.